И позднее вместе с подлекарем я тоже убил одно животное, за которым затем последовали бесчисленные стада, за несколько дней заполнившие берег до такой степени, что мы не могли миновать их без опасности для жизни или членов, а в некоторых местах, где они покрывали всю землю, они вынуждали нас взбираться на горы и по ним продолжать путь.
И все же вскоре возникли два затруднения при этом неожиданном и удивительном изобилии, ниспосланном Богом. Первое состояло в том, что эти животные находились лишь на южной стороне острова, против Камчатки; следовательно, их приходилось тащить до наших жилищ не менее восемнадцати верст от ближайшего места охоты[267]. Во-вторых, мясо этих животных пахнет, как свежая белая чемерица[268]. Оно внушало отвращение и у многих вызывало сильную рвоту и понос.
Тем не менее мы обнаружили, что мясо другого котика, более мелкого, серого цвета и прибывающего в еще большем количестве[269], значительно нежнее и вкуснее и его можно есть без отвращения. Кроме того, прямо напротив наших жилищ позже был найден более близкий путь на юг, вполовину короче прежнего. Поэтому мы решили постоянно держать там двух людей, убивающих животных по очереди. У них всегда было столько мяса, что ежедневно высылаемые партии могли сразу взваливать его на спину и возвращаться обратно в тот же день.
Тем временем мы еще более приободрились, когда 20 апреля, за день до того, как мы начали разбирать пакетбот, крупного кита, пятнадцати саженей длиной и совершенно свежего, выбросило на Козловом поле в пяти верстах к западу от наших жилищ[270]. С него мы за два дня собрали столько ворвани и жира, что при отплытии с острова оставили несколько полных бочек.
Вскоре после этого часто стали появляться и морские львы, которых на Камчатке называют сивучами, и, хотя никто не отваживался убить это свирепое животное, мы разделали одно из них, раненное на Камчатке „носком”, или гарпуном, которое ушло и было выброшено на берег вблизи нас, мертвое, но все еще свежее.
Весь май и половину июня мы жили мясом морских котиков и их самок.
5 мая было положено начало нашему судну и будущему отплытию установкой ахтерштевня и форштевня на киле[271]. Затем лейтенант Ваксель пригласил всех в свое жилище и, при отсутствии других напитков, угостил нас монгольским „сатураном”, или чайным супом, с мукой, поджаренной в масле[272]. По этому случаю мы были весьма веселы вопреки многим неудовлетворенным желаниям и устремлениям.
Приятная весенняя погода кроме наслаждения ею дала нам многие преимущества. Когда снег растаял, мы нашли столько дерева, повсюду лежавшего на берегу, что перестали беспокоиться об угле, необходимом для нашей кузницы. С приближением весны у нас также появилось много съедобных и вкусных растений и кореньев; употребление их давало разнообразие и лекарство нашим истощенным телам. Прежде всего среди них были камчатская сладкая трава; клубни камчатской лилии — сараны, которой здесь значительно больше и она намного крупнее, чем на Камчатке; некое растение, листья которого по вкусу и форме походят на сельдерей, а корень по вкусу напоминает пастернак[273], а также корни дикого сельдерея. Кроме того, мы ели листья медуницы, побеги кипрея, корни горца.
Вместо черного чая мы приготовляли настой из листьев брусники, а вместо зеленого чая — из листьев грушанки, а позднее вероники.
Для приготовления салата мы использовали ложечную траву, веронику и сердечник[274].
ГЛАВА 10
МОРСКАЯ КОРОВА
11 мая и в последующие дни не только начал быстро таять снег, но и постоянные дожди с ветрами, приходившие с юго-востока, вызвали такую высокую воду, что речки переполнились, и мы с трудом выдерживали в наших подземных жилищах, залитых водой на один-два фута. Когда дожди прекратились, это заставило нас покинуть зимние дома и построить на земле летние[275]. Тем не менее зимние дома по-прежнему посещались, когда вода впиталась в землю.
Однако строительство судна было задержано дождем на несколько дней. Затем его продолжили с еще большим воодушевлением, когда, к нашему удивлению, обнаружили, что пакетбот легко разобрать, чего мы сначала не ожидали, потому что он был новым и прочно построенным, а у нас не было инструмента для разборки. Работа над новым судном день ото дня все более спорилась, поэтому вместе с надеждой чрезвычайно возросло и всеобщее рвение.
267
Е. К. Суворов предполагал, что это либо Полуденное лежбище, угасшее к началу XX в., либо прекратившее свое существование из-за неумеренного промысла котиков еще в XVIII в. лежбище в окрестностях бухты Лисинской на западном побережье о. Беринга (
270
То есть в 5,3 км от Командорского лагеря, очевидно, это примыкающий к бухте Половина низменный берег в долинах рек Половины и Уюм. Происхождение топонима „Козловое поле” загадочно, поскольку никаких „козлов” на о. Беринга никогда не водилось. Может быть, здесь, недалеко от Лесной речки, были сооружены козлы для распиливания плавникового леса.
271
Согласно судовому журналу, 2 мая „лейтенант Ваксель, флота мастер Хитрово, ундер афицеры и несколько служителей осматревали удобное место для строения судна, дабы от болшой воды и для спуска было безопасное, которое нашли против пакетбота прямо на берегу. 6 дня маия 742 году з Божией помощию заложили судна строить и поставили фор- и ахтерштевни, препорцию положили по килю длина 35 фут, ширина ево 12, глубина 5 фут 3 дюйма” (РТЭ, с. 218). Место строительства нового судна находилось на правом берегу р. Командор, в центральной части одноименной бухты, приблизительно в 400 м от жилищ.
272
В своих воспоминаниях Ваксель приводит рецепт этого „распространенного в Сибири напитка... составными частями которого обычно является хорошее масло, пшеничная мука мелкого размола и хороший чай. Пшеничная мука основательно поджаривается в масле и заливается кипящим чаем; все это хорошо размешивается, получается прекрасный напиток, напоминающий по густоте отвар шоколада и к тому же довольно сытный. За отсутствием, однако, всех необходимых припасов пришлось пустить в ход вместо масла китовый жир, взамен пшеничной — заплесневелую ржаную муку и вместо чая — отвар из брусничных листьев. Из этого я приготовил полный большой судовой котел напитка, и каждый выпил свою порцию с превеликим аппетитом. Все развеселились и приободрились и притом без всякого опьянения” (Вакс., с. 93 — 94).
274
Как указывает Ваксель, „большую услугу оказал нам при этом адъюнкт Стеллер, отличный ботаник, который собирал различные растения и указывал нам разнообразные травы; из них мы приготовляли чай, а некоторые травы употребляли в пищу, что приносило заметную пользу нашему здоровью. Могу с полной достоверностью засвидетельствовать, что ни один из нас не почувствовал себя вполне здоровым и не вошел в полную силу, пока не стал получать в пищу и вообще пользоваться свежей зеленью, травами и кореньями” (Вакс., с. 89). В Архиве Российской Академии наук в Санкт-Петербурге сохранились две рукописи Стеллера, посвященные флоре Командорских островов: „Catalogus plantarum in Insula Beringii observatarum. 1742” (Каталог растений, на острове Беринга наблюденных. 1742 г.), содержащий список 218 видов растений, а также „Des-criptiones plantarum rariorum in insula Beringi 1742 observatarum” (Описание редких растений острова Беринга, в 1742 году наблюденных), содержащее список 51 вида растений, которые Стеллер считал новыми или малоизвестными.
275
Остатки летних жилищ — наземных палаток — обнаружены рядом с полуземлянками экспедицией 1981 г. (КЛЭБ, с. 50 — 51). Летним жилищем, по-видимому, являлось также углубленное в грунт жилище № 4, расположенное в стороне от основного лагеря, на возвышенной части берега. Можно предположить, что оно было построено для служителей, осуществлявших постройку нового судна.