― А они звонили? ― Я утвердительно киваю. ― И ты все это сказал им? ― любопытствует Брэм, нетерпеливо ерзая нас стуле.
― Нет.
Он заметно поникает.
― Как? Почему нет?
Я ухмыляюсь.
― Просто я предпочел свой собственный стиль ведения разговора.
― Вот как. ― Он смеется. ― И что ты сказал?
― Как я и предполагал, звонок не заставил себя ждать. Мать снова просила денег на еду, пытаясь давить на меня тем, что они голодают. Выслушав всю эту грустную историю, я просто сказал, что мне жаль, что мы так и не поняли друг друга, искренне опечален тем, что они держат меня за дурачка, который вечно что-то им должен. Заявил, что у нее есть повод гордиться мной, потому что я сумел самостоятельно построить ту жизнь, к которой стремился, и если она не способна принять этого, то тут лишь ее вина, а не моя.
― А сам ты в это веришь?
― Со временем поверю. И в конце я сказал матери, что если она хочет еще денег, то я могу занять ей под проценты, но лишь после того, как она вернет мне все, что я давал ей до этого.
― Черт, ― он ухмыляется. ― Уверен, что в ответ ты услышал не самые лицеприятные вещи.
― Ничего особенного. В очередной раз попыталась как-то унизить мое достоинство, но я пропустил это мимо ушей. Уже понятно, что мне никогда не возобновить с ними нормальных отношений, и, надеюсь, телефонные звонки тоже вскоре прекратятся. По крайней мере, начало положено.
― Мне нравится ход твоих мыслей.
Я играю вилкой на столе, двигая ее вверх-вниз по скатерти.
― Конечно, мне пока сложно утверждать, что я смог полностью совладать с собой. Вчера ночью мне по-прежнему пришлось искать утешения в бутылке, но прогресс уже в том, что я не выслал им денег.
― Верно. Это уже прогресс. И что дальше?
― Жду, пока мои синяки полностью сойдут.
― А потом?.. ― настаивает Брэм, выводя меня на следующую тему.
― А потом узнаю, сможет ли Саттон вновь принять меня.
― Сможет. Надеюсь, ты планируешь убедиться в этом уже сегодня вечером?
Я показываю на свои глаза.
― Я же вроде как сказал тебе. Нет?
― На твоем месте я бы не стал затягивать. И так прошло уже почти две недели. Ты же не хочешь, чтобы она остыла к тебе. Тем более, я почти уверен, что у Саттон очень близкие отношения с отцом, и, наверняка, она уже в курсе, что тот встречался с тобой.
― Вот черт, ― срывается с моего языка, когда внутри меня все сжимается. ― Я даже не подумал об этом.
― Вот-вот. Если она узнает, что ты разговаривал с Фостером, и что в вашем общении все на мази, Саттон как пить дать решит, что ты попросту больше не хочешь ее видеть. Честное слово, поражаюсь, почему ты не помчался обивать порог ее квартиры сразу же после того, как поговорил с Грином.
Саттон и Фостер чертовски близки. Именно из-за нее он стал инициатором нашей встречи. Потому что она открылась ему. Получается... Саттон по-любому знает, что мы встречались. Дерьмо.
Последнее, что я хочу, это чтобы Саттон подумала, что мои чувства к ней прошли, что я не захотел вернуться к ней даже после того, как ее отец поговорил со мной и дал свое благословение.
Я бросаю взгляд на Брэма, и тот понимающе кивает.
― Конечно, ты можешь идти. Я закажу что-нибудь на вынос для нас с Джулией.
― Спасибо.
Я вскакиваю с места и уже собираюсь бежать к выходу, когда Брэм одергивает меня.
― Постой. ― Он кивает на мою грудь. ― Сними галстук. Ты выглядишь в нем как идиот.
Усмехнувшись, развязываю узел и стягиваю галстук через голову, швыряя его на стол перед Брэмом.
― Стефано Риччи. Недешевое удовольствие, ― отмечает он, изучив бирку.
― Считай это моей благодарностью.
― Благодарностью? За что?
― За то, что всегда рядом по жизни, ― с улыбкой отвечаю я.
― Чувак, ― выдыхает он, ― не провоцируй меня на слезы.
Я подмигиваю и устремляюсь прочь из ресторана, подгоняемый лишь одной мыслью: вернуть Саттон.
ГЛАВА 23
Дорогой Йори,
Именно такое имя изначально собирались дать мне родители. Йори. Что это за имя? Не сильное, это точно.
Знаешь, что я люблю в Нью-Йорке? Он никогда не спит.
Знаешь, что я ненавижу в Нью-Йорке?
Пробки, особенно когда я застрял на Бруклинском мосту, пытаясь добраться до своей девушки. Я просидел в этом чертовом такси больше часа, слушая одну и ту же чертову рекламу, крутящуюся по телевизору передо мной снова и снова, потому что сенсорный экран не работает, и я не могу выключить громкость. Через час я практически убежден, что это можно считать психологической пыткой и что я должен сдать этого таксиста соответствующим органам.