— Оставить в коридоре? — прокричала я в гостиную.
В коридор вышел мистер Бентам.
— Нет, давай мне. Мы все записки прикрепляем на доску в кухне. Вот сюда.
— А… Понятно.
Я сначала удивилась, что у них есть специальная доска для записок, но когда увидела ее клетчатую сатиновую рамочку, то стало ясно: это всего лишь одна из тех вещей, которые миссис Бентам не забрала при разводе. Записку он пришпилил кнопкой между меню из дешевого ресторанчика и — о господи! — другой запиской, тоже адресованной Полу и написанной совершенно детским почерком: «Позвони Крисси насчет вечера субботы!»
Может быть, Крисси — это мальчик. А может, девочка, но просто знакомая. Рано впадать в панику.
Мне не терпелось поскорее добраться до дома и перечитать письмо повнимательнее, потому что я все еще не решила, что делать. Но если отправляешься с бабусей по магазинам, приходится смириться с тем, что она не успокоится, пока не поговорит с каждым встречным. Поход домой из мясного магазина занимает у нас с ней сорок пять минут вместо положенных десяти, и все это время в уголке полиэтиленового пакета собирается кровь с отбивных. У почты встретили Крошку Джима в кепке и шарфе. Поговорили об операции, которую перенесла Рини Мэтер. («Когда ее выносили санитары, она была вся белая — вот как этот конверт. Сам видел, честное слово!») Затем он рассказал нам обо всех своих болячках. (С чего он решил, что мне интересно знать про его простатит? Зато бабуся слушала с большим любопытством.)
Потом у библиотеки мы застряли с Мусорщиком — местным нищим, получившим это прозвище оттого, что все время роется на городской свалке. Он крутился на месте, выманивал у прохожих мелочь и постоянно сплевывал.
— Как жизнь? — спросила бабуся самым радостным тоном.
Я никогда не могла разобрать, что говорит Мусорщик, поэтому оставила их беседовать, а сама пошла проверить, не появился ли новый роман Мэри Уэсли. Не появился. Когда я вернулась, Мусорщик с громким лаем ползал на карачках, а бабуся покатывалась со смеху. Черт знает что все это должно было значить. Я не стала спрашивать и поспешно оттащила от него бабку.
— Такой юморист, — сказала бабуся, промокая глаза платочком.
— Юморист, ага! Старый мерзкий извращенец, — пробормотала я, но она как раз решила высморкаться и меня не услышала.
Мы уже вышли на финишную прямую, но тут нам попался мистер Роуланд — новый викарий. Не знаю почему, но при встрече со священниками мне всегда становится стыдно, а потом становится стыдно за то, что мне стало стыдно. Да, знаю: я не хожу в церковь, но, с другой стороны, я и особо не грешу. Ну, по крайней мере, не то чтобы мои грехи были заметны на фоне мирового зла.
— Как приятно вас видеть! — закричал он через дорогу таким тоном, будто и в самом деле обрадовался. Бабуся расплылась в улыбке, а священник подбежал к нам и принялся расписывать, как трудно привыкать к службе в новом месте. Потом рассказал о больной коленке миссис Роуланд. Еще в молодости, во время игры в хоккей, она расшибла колено, но потом вроде все прошло. А недавно полезла на стремянку снять паутину с потолка и упала. Вот теперь все время болит. Бабуся качала головой, ахала, а я прислонилась к стене и тупо уставилась в пространство. Фонарные столбы были украшены кашпо с цветами. Долго они тут не провисят.
В конце концов священник вспомнил, что ему пора бежать, и убежал. Откуда у него столько энергии? От Бога, наверное. Бабуся с умилением посмотрела ему вслед.
— Вот ведь хороший человек. Не то что мистер Шэнкланд! То с гитарой, то с бубном! Черт знает что. Неудивительно, что он долго не продержался. Выдумал же хлопать в церкви! Кажется, он потом уехал куда-то за границу?
— В Суррей. Мама, мистер Шэнкланд уехал, чтобы основать харизматическую группу в Фарнеме. Ты сама мне об этом говорила.
— Никогда я такого не говорила. Ты уверена, что он отправился в Суррей? Кто же тогда уехал в Японию?
— Откуда я знаю? — Я втащила ее на ступеньку перед входом, потом завела в дом и закрыла дверь. У меня было такое чувство, будто я только что пробежала марафонскую дистанцию. — Я поставлю чайник. Давай сюда пальто.
Я вытащила письмо из ящика стола и понесла его на кухню — перечитать, пока закипает чайник.
Раньше считалось, что для всех заинтересованных лиц будет лучше, если связь между приемным ребенком и его настоящими родителями будет разорвана полностью. Родителям гарантировали, что дети ни при каких обстоятельствах не получат доступа к регистрационным книгам и не узнают их фамилии. В современном законодательстве отразилось понимание нужд и желаний приемных детей. Несмотря на то что с момента усыновления ребенок становится полноправным членом новой семьи, в то же время за ним остается право получить сведения о своих настоящих родителях.