Однако усыновленные до 12 ноября 1975 года обязаны предварительно получить разрешение на доступ к регистрационным книгам. Такая поправка сделана в связи с тем, что до 1975 года и генетические родители усыновляемого, и его приемные родители полагали, что ребенок никогда не узнает о своих настоящих родителях. Кроме того, дети, желающие найти своих настоящих родителей, должны понимать, что их действия могут иметь серьезные последствия как для них самих, так и для других граждан.
Таким образом, если усыновление произошло до 12 ноября 1975 года, вам придется переговорить с нашим консультантом, прежде чем вы сможете получить более подробную информацию относительно ваших настоящих родителей.
Кое-что в этом письме меня озадачило. Какие последствия? И кто эти «другие граждане», имеющие отношение к моим поискам настоящей матери? Запрос в комитет по усыновлению ничего не дал. Единственное, что они смогли сообщить, — «ваша регистрационная карточка находится в секции 1», а это значит, что в секции два они ничего про меня не нашли. Но Джесси Пилкингтон, скорее всего, понятия не имела, что существуют регистрационные книги. И откуда ей было об этом знать? Ей пообещали, что никто ничего не узнает. Она отдала им меня — и все. В самом деле, я свалюсь как снег на голову. Стоп, главное — слишком много не думать. Если все время просчитывать мельчайшие последствия всего, что собираешься сделать, то, во-первых, ничего не сделаешь, во-вторых, окончательно двинешься. Лучше тогда вообще накрыться одеялом и уползти далеко-далеко.
Я засунула письмо в поваренную книгу и убрала ее в шкаф.
— Филлис Хитон сделали гистерэктомию, я тебе говорила? — Бабуся игралась с кусочком тоста, оставшегося с завтрака. Одному Богу известно, где она его нашла.
— Мама, ты перепутала. Ей делали гастроскопию.
— Бедняжка, никак не может с этим смириться, — продолжала бабуся, будто не слышала меня. — Уверяет, что ничего такого ей не делали. Да, некоторые считают это позором. Человек не ведает, что его ждет, — философски заметила она и вгрызлась в тост, как голодный пес.
И тут я посмотрела на амариллис.
— Мама, что с цветком?
Длинный зеленый стебель, а там, где раньше красовались два красных граммофончика, пустота. Сам же горшок стоял не посередине подоконника, а спрятался за штору. Нетрудно догадаться, кто это сделал. Я перегнулась через стол и вытащила цветок на середину.
— Мам! Мама, посмотри мне в глаза. Куда делись цветы? Что с ними случилось?
Бабка неловко хихикнула:
— Я задергивала шторы… Видать, зацепила. Они и отвалились. Ничего страшного, выправится.
— Как это он «выправится», если ты оторвала все бутоны? Нет, ну вообще уже! Невозможно придать этому дому человеческий вид! То ты, то Шарлотта со своими журналами и шмотьем по всему полу. Сколько ни просишь класть на место — все без толку! И ты туда же! Какого хрена я читаю долбаный «Дом и сад», если ты ломаешь мои цветы и прячешь куски тостов по всему дому?
Бабуся виновато уставилась на диван.
— Господи! Только не говори, что ты опять все вымазала маслом! — Я принялась отшвыривать диванные подушки одну за другой в поисках запрятанного тоста, но нашла совсем не тост, а цветочки амариллиса: сплюснутые, похожие на сдувшиеся воздушные шарики, изорванные, у основания перевязанные скотчем. Не в силах сказать ни слова, я предъявила их бабусе.
— Мы все поправим, — сказала она не слишком уверенным тоном. — Приклеим на место, и дело с концом.
— Нет, мама. Ничего уже поправить нельзя. — Лепестки отвалились, я сжала их между ладонями, радуясь приятному холодку, радуясь тому, как цветочки превращаются в ничто. На руках остались красные пятна, как стигматы. Бабуся в ужасе на меня смотрела. Я глянула туда, где было спрятано письмо. — Не все на свете можно исправить.
В этом доме никакой личной жизни! Моя мама, видимо, мне назло повесила телефон на стене в коридоре — таком узком, что два средней полноты человека едва разойдутся. Поскольку тут нет места даже для стула — не говоря уже о креслах, о которых она мечтает, просматривая каталоги, — мне приходится сидеть на ступеньках. Холод тут собачий, не понимаю, зачем нам вообще холодильник. Можно смело хранить молоко на коврике у двери. Пластинка, прикрывающая щель для писем, разболталась и хлопает от малейшего ветерка. Мамуся никак не соберется ее починить (все ждет мужчину ее мечты, который придет и все сделает; ага, мечтать не вредно). Кроме того, из коридора слышно все, что говорят в гостиной, и наоборот. Короче, приятного мало. Все! Надоело: на день рождения обязательно выпрошу сотовый.