Выбрать главу

Расслабляться я езжу в Уиган. Сажусь на автобус на остановке, воняющей мочой. На ржавом железе написано: «Иди ты…», что я обычно и делаю.

Я чувствую, что в нашем городишке мне не место. Но где мне место? Может быть, на другой планете?

Так вот, я лежала на спине, совершенно голая, неподвижная, как деревяшка, когда в комнату вошла бабушка и сказала Полу:

— Под окном у лестницы только что проскакала лошадь.

— И куда она поскакала? — поинтересовался Пол.

— Куда она поскакала? — передразнила я его позже. — Ты что, сбрендил, как и моя бабуся?

— Я просто поддержал разговор. — Под одеялом он пожал своими костлявыми плечами. — Она сумасшедшая, что ли?

— Не больше, чем многие, — резко ответила я. Терпеть не могу, когда ее обижают, и всегда защищаю старушку, хотя от нее одни проблемы. — Временами она соображает лучше меня. Просто она старая. Может, и ты таким будешь в ее возрасте.

— Да я раньше застрелюсь.

— Не застрелишься. Все так говорят, а потом живут себе и ничего.

В этом доме во всем виноваты гормоны. Слишком много женщин на единицу площади бывшей муниципальной собственности. Густые облака эстрогена перемещаются под потолком, сталкиваются, во все стороны сыплются искры и покалывают всех обитателей дома. У бабушки, конечно, никакие гормоны уже не играют, хотя и играли дольше, чем у большинства. (Она ведь родила мою мать в сорок шесть лет! Никогда бы не подумала, что в этом возрасте люди еще занимаются сексом!) Зато у меня их — хоть отбавляй. Больше, чем хотелось бы. И уж конечно, больше, чем хотелось бы моей матери. Она подозревает, что у меня ДНК шлюхи (видимо, от нее передалось). Если она узнает, что я занималась сексом, она меня убьет. Нет, в самом деле, буквально.

Вот мой самый страшный кошмар:

Черт, черт, черт, черт. Чертова старуха вечно изгадит постель. Конечно, она не виновата, но МНЕ на это НАПЛЕВАТЬ, потому что всем вокруг наплевать на меня. Да будешь ты стаскиваться, дурацкая простыня? ЧЕРТ. Теперь всю грязную кучу в корзину для белья и… ЧЕРТ, я уронила колготки, ЧЕРТ, нагнулась за колготками, упали трусы. А теперь вообще все тряпье посыпалось на пол. Синий носок в белом белье, чуть все не перепортила. Шарлотта НЕ В СОСТОЯНИИ правильно разложить свое шмотье по корзинам. Что за дебилку я родила?! Могла бы хоть немного думать о других. Полцарства за чашку чая! Хлопок — с предварительной стиркой — сильно загрязненное. В этом доме одна грязь. И бабуся в этом не виновата, что делать, если эта дурацкая липучка не клеится, когда под нее попадает крем. А это что? Что это? Что это вывалилось из грязной наволочки? Боже мой! Это презерватив. Шарлотта с кем-то ТРАХАЛАСЬ!

Я знаю Пола Бентама с начальной школы. Странно думать обо всех мелочах, которые привели к событию. Как-то раз, когда мне было десять, мы на перемене смотрели, как ребята играют в мини-футбол. Пол решил забить гол, двинул по мячу со всей силы, перестарался и засветил мне прямо в лицо. Девчонки тут же отправились на него жаловаться, и он испугался: будут большие неприятности. Даже уши у него покраснели. Но я не заплакала, хотя мне и казалось, что у меня нос расплющился. Думаю, он оценил мою стойкость.

А еще был День святого Валентина в последний год, который мы провели в одной школе. Я знала, что он сделал мне валентинку, потому что его дружки заранее принялись меня дразнить. Я ждала. С утра, на большой перемене, в обед… Наконец в четыре часа он сунул мне в руку валентинку, правда, слова там были переправлены:

Маргаритки прекрасны, А ромашки — чудесны. Если будешь со мной ты, Это будет прелестно.
Маргариты чудесны, А ромашки прекрасны. Если будешь со мной ты, Это будет ужасно.

Но меня это не сильно расстроило. Я знала, что это Мартин Хеджес заставил его изменить слова.

А вот на самом деле я переживала, когда он не пригласил меня на танец на выпускном. Мы отправлялись в разные школы. Он — в общеобразовательную, я — в классическую. И я надеялась, что Пол, может быть, захочет меня поцеловать, но он весь вечер даже близко ко мне не подходил, только носился, бил своих товарищей по головам воздушными шариками и запихивал им за шиворот серпантин. Я потом пожаловалась маме (в те дни мы еще понимали друг друга), и она сказала:

— Ну чего ты хочешь? Он еще маленький.

И я подумала: «Интересно, когда же он вырастет?»