Мама вздохнула и тут же широко зевнула.
— Извини, я смертельно устала.
— Ты?
— Ладно, ладно. Я помню, каково это. — Она снова заглянула в ежедневник. — Да, есть еще Питер. Так звали ее дедушку или прапрадедушку.
Я поправила лямочку бюстгальтера и поморщилась.
— Семьи — они прямо как айсберги. Столько всего в глубине.
— Только айсберги не скрывают так много тайн, — заметила мама, закрывая ежедневник.
Мое самое ранее воспоминание — как я сижу у камина, гляжу на красные отсветы углей и качаю колыбельку с Джимми. А бабушка Марш поет ему:
Она всегда звала его Бонни Брид. Он был настоящим ангелочком. Но я не завидовала. Мне только хотелось, чтоб он вырос поскорее и мы смогли играть вместе. В восемь лет он уже плевался лучше всех мальчишек с нашей улицы. Сам выпивал заранее лимонаду, а других угощал арахисом. Надо плеваться, а у них у всех рты и пересохли. Он так во всех играх побеждал. А если мне было грустно, он пел мне «Пощекочи меня, Тимоти, пощекочи», пока я не начинала смеяться. Он всегда умел развеселить. Однажды мы играли в пиратов, залезли под стол, он дернул ножку и она отломалась. Маме я сказала, что это я сделала, хотя и разбилась ее любимая чашка. Я должна была лучше за ним присматривать. Если бы в тот день у канала я была с ним…
Краем глаза я заметила, что что-то не так.
— Ба?
Бабушка медленно сползала со стула, ребенок покатился с ее колен. У меня замерло сердце, но мама успела его поймать. Из угла рта у бабушки потянулась нитка слюны — прямо на ее бордовый жакет.
Мама положила ребенка на место и бросилась к бабушке.
— Шарлотта, скорее! — закричала мама. — Нажми на кнопку, вызови медсестру. — Я отреагировала не сразу, как завороженная глядя на бабушку, которая сдувалась как проколотый воздушный шарик. — Живее! У нее, должно быть, удар!
Говорят про туннель со светом в конце. Но я оказалась на берегу реки в Эмбли. А рядом со мной был Джимми.
— Как жизнь? — спросил он, широко улыбаясь.
— Хорошо выглядишь, учитывая, что ты… — начала я, но он только рассмеялся и взял меня под руку.
Он потянул меня в сторону моста. Погода чудесная, в воде отражаются берега. Так тихо. Вскоре я увидела на той стороне людей. Они расположились там на пикник. Расстелили на земле одеяло, поставили бутылки вина и корзину, доверху набитую пирогами, булочками и разными вкусностями. Вокруг возились малыши. Одни лежали и болтали ножками, другие хлопали ладошками по траве, агукали. И, что странно, никто на них не прикрикивал. Один из малышей даже подобрался к корзинке, стащил пирожок и стал его грызть — видимо, зубик резался. Одна девочка в летнем платье и кофточке лежала на траве и выдувала мыльные пузыри с помощью проволочки, скрученной в колечко. Джимми крепче сжал мою руку, а я пожала его. «Я умираю, — подумала я. — Как это прекрасно».
— Гляди. — Джимми махнул туда, где под деревьями сидели бабушка Марш с бабушкой Фентон. Бабушка Марш держала моток красной пряжи, а бабушка Фентон сматывала ее в клубок. Они болтали, и так оживленно, что даже не заметили меня. Джимми ткнул меня пальцем под ребра и скорчил рожу. Я обняла его.
— Ты совсем не изменился.
Он пожал плечами. Я хотела спросить про маму и папу, но что-то подсказывало мне, что еще рано.
До нас донесся звук альтгорна, и я поняла, что это Билл. Он стоял у воды, почти не двигаясь. Не помахал мне, не перестал играть. Но я знала: он для меня играет. «Странник в раю». Музыка летела над рекой. Казалось, каждая нотка — это свет, это слово, которое он говорит мне. И такая любовь разлита в воздухе, что даже голова кружится. Тут никто никуда не торопится. Он подождет меня.
Мы почти дошли до моста.
— Идем, — сказал Джимми. — Уже недалеко.
Он тянул меня за руку. Глаза у него сияли. Мне захотелось побежать со всех ног. У меня вдруг появилось столько сил, что казалось, я могу перепрыгнуть через канал. Я уже коснулась кладки моста, но тут начала сгущаться темнота. Все стало разваливаться. У меня перед глазами появилась точка света. Она все увеличивалась, приближалась. Все быстрее и быстрее.
Глава одиннадцатая
— МИССИС ХЕСКЕТ! Нэнси! Вы меня слышите?
Не мешайте мне. Как больно глазам. Я умираю.
Я много часов просидела в больничном коридоре. Можно было бы уже поселиться здесь — столько времени я в нем провела. Сначала я сидела с Шарлоттой, пока она рожала, на этаж выше, в другом крыле, а теперь вот сижу здесь и жду, умрет ли моя мать. Скорбь и радость так близко друг от друга. Налево, вверх по лестнице, через двойные двери.