Уилл вдруг зевнул, но не проснулся.
— И еще отец. Стал так часто у нас бывать, что даже как-то не по себе. Впрочем, он совсем не меняется, такой же очаровательный и бесполезный. И еще этот мистер Фэрброзер…
— Он просил называть его Лео.
— Ну, Лео. Что он тут делает? Для мамы он слишком старый. И вообще не ее тип.
— По-моему, он неплохой. И не такой уж старый. Правда, как мне показалось, твоему отцу он не особенно нравится.
— Точно. Они как кошка с собакой. И то, что пришли Джулия и Аня… Я так тронута. Это ты устроил?
Дэниел поправил очки, замазав нос пеной.
— Можно и так сказать, — ответил он, сдувая пену с носа. Пузырьки разлетелись по кухне, осели на кафельный пол. — Я хотел отвести тебя в «Пиццу-Хат» и пригласить их тоже, но позвонила твоя мама и сказала, что хочет устроить тебе праздник…
— Позвонила? Тебе домой?
— Да, и полчаса проболтала с моим отцом, прежде чем он меня позвал наконец.
— Боже мой. Мне за нее так стыдно.
Дэниел пожал плечами.
— Она тут ни при чем. Это он большой любитель со всеми заигрывать. Пусть даже несерьезно. Мама называет это «умением найти подход к людям». — Он спустил воду из раковины и снова набрал туда воды. — Кстати, маме бы понравилась ваша раковина. Это же тридцатые годы, да? И за ваш черно-белый кафель она бы просто удавилась.
— Только вряд ли бы ей понравилось добираться до ванной через кухню.
— Я уже тоже думал про вашу ванную. Ее, должно быть, пристроили позже?
— Может быть. Бабушка с дедушкой переехали сюда незадолго до войны, но я не знаю, приходилось ли им мыться в корыте и бегать в туалет на улицу или нет. Надо будет спросить у бабули. Мама говорила, что в гостиной — там, где сейчас камин, — раньше стояла плита. Ее убрали в семидесятые.
— У вашего дома есть особый дух. Он весь пропитан историей.
— Ага! Это ты так говоришь, потому что не живешь тут. Готова поменяться с тобой в любую секунду.
В кухню с бокалами в руках вошел мистер Зовите-Меня-Лео.
— Вы будете пить вино или нет?
— Поставьте пока на холодильник.
Я осторожно встала. Уилл крепко спал. Я отнесла его в гостиную, положила в кресло. С запрокинутой головой, со своим курносым носиком он был похож на поросеночка.
— Его здоровье, — сказала мама. Я заметила, что бутылка вина была уже наполовину пуста.
— Можешь еще немного за ним присмотреть? В честь моего дня рождения.
Мама кивнула. Я вернулась в кухню, взяла бокал.
— Дэниел, оставь в покое посуду. Идем.
— Я этого ждал, — с улыбкой заметил он.
Как только мы поднялись в мою комнату, он резко посерьезнел.
— Наконец и я могу поздравить тебя, — сказал он, роясь в нагрудном кармане рубашки. — Мне не хотелось делать это при всех.
Он достал черную коробочку. В таких обычно бывают кольца. «Вот черт», — подумала я.
— На, это тебе.
Коробочка опустилась на мою ладонь. Мне пришло в голову, что он вот-вот встанет на колени и все испортит. Сглотнув, я открыла крышку.
— О! Дэниел!
— Я сверялся с гороскопами, это твои камни. У тебя же уши проколоты? А то я забыл посмотреть заранее.
Я облегченно рассмеялась.
— Просто прелесть. Такие красивые! Сейчас же надену. — Перед зеркалом на дверце гардероба я вдела сережки. В свете люстры голубые камушки ярко переливались. — Знаешь, мне в последнее время очень нравятся мои уши. Это единственное, что не изменилось в результате беременности и родов.
Дэниел стоял за моей спиной и тоже улыбался, явно гордясь собой.
— Они тебе очень идут.
Я повернулась к нему и, поскольку мы стояли так близко, как-то естественно оказалось поцеловать его. Он обнял меня, мы прижались друг к другу. Если бы это было в кино, то зазвучала бы какая-нибудь романтическая песня, а камера медленно поворачивалась бы вокруг нас. Целовался он очень хорошо. Чем, надо сказать, меня удивил. Видимо, уезжая из Гилфорда, он оставил там не только друзей. Странно, что мне ни разу не пришло в голову об этом спросить.
— Ляг на кровать, — прошептала я.
— Думаешь? — Он пристально смотрел мне в глаза. — Точно?
— Да.
Долго-долго мы лежали, обнявшись. Он проводил руками по моей спине, шее, как будто чувствуя, что грудь лучше не трогать. Дэниел покрывал легкими поцелуями мне лицо и руки, но старательно избегал прикасаться ко мне ниже пояса, даже несмотря на то, что я прижималась к нему, как настоящая шлюха. Мне вдруг страшно захотелось, чтобы он погладил меня там. И наплевать на швы. Я хочу, чтобы он меня гладил. Я направила его руку вниз — под юбку, в трусы. Казалось, я умру от желания.