Из-за дверей дома раздался звук битой посуды, криков и ругани. Теперь, мне многое стало понятно. Она – темная сторона Луны. Ее никто не ищет, не видит. Да и вряд ли, она кому-нибудь нужна в этом мире. Так больно видеть безразличие родных и близких. Сара тряслась от холода, и я укрыл ее своей курткой. Рядом с ней минуты превратились в долгие месяцы. Почему? Я не знаю. Мой разум наполняло какое-то непонятное чувство тепла и доброты. Хотелось убежать от этого дома, исчезнуть, провалиться под гнилые доски или раствориться в тумане боли, меланхолии и ужасе. Там, где мне было уютно! Я взял Сару за руку. Пальцами я чувствовал грубые порезы на ее мягкой коже, а в мою душу проникал покой. Автобусы, аллеи, парки мелькали мимо нас. Зачем я уводил ее? Чтобы убить? Смысл в ее смерти, если я сделаю это своими руками? Я хотел подарить ей счастье, мир, без боли и обид!
Мы проникли в мою комнату, и Сара прыгнула на кровать, такую мягкую и нежную. Петля раскачивалась на том же месте, забирая в себя капли едкого дождя, проецируя жизнь, в которой не было глупых людей, лишь капли, слезы неба и пелена. Я сделал чай, поставив две кружки на кофейный столик. Впереди долгий разговор. Смысл моего творения. И время, что секундная стрелка отсчитывала по ласковой коже циферблата, тянулось, словно долгие месяцы. Привет, Сара…».
- Морган, ты перестал общаться с Уильямом после того, как тебе запретили родители? – спросил Джефри
- Нет – тихо и виновато ответил мужчина
- Почему?
- Не знаю, Джефри. Что-то тянуло меня к нему. Я хотел проводить время только рядом с ним, делиться впечатлениями, книгами, рассказами и таинственными приключениями, которые мы воссоздавали в своих мечтах
- Запретный плод сладок – задумчиво произнес Джефри, перебирая в голове тысячи мыслей, которые собирались в снежный ком, готовые выстрелить, застилая палату своей красотой – Ведь так? Как часто мы хотим то, что лежит под запретом? Тут важен даже не сам вопрос, как всего одно слово. Запрет. Неужели, люди до сих пор верят в то, что именно он делает вещи такими прекрасными? Да, возможно. Быть может, наш разум так стремится открыть замок, освободить заключенные мысли, чьи руки скованны браслетами печати. Зачем? Неужели, люди думают, что лишь запрет придает вещам той магии, которую они видят? Бред, Морган – Джефри раскинул руки – Вы всегда хотите ту или иную вещь! Неважно запрещена она или нет, та магия, которая чарует своим великолепием, всегда существует, живет! Просто люди слепы. А запрет – способ обратить внимание! Словно микроскоп! Песчинка. Что в ней прекрасного может быть?! Разве человек восхищается тонкой линией паутины? Нет! Но стоит положить их под микроскоп, и сколько многогранных линий открывается человеческому взгляду! Сколько красоты, великолепия! Людям всегда нужен эффект, чтобы видеть магию и красоту – Джефри поджег сигарету, втянув в себя великолепный никотиновый дым
- А тебе?
- В смысле?
- Что нужно тебе? Ты ведь видишь красоту? – Морган, проникая словами все глубже в душу парня, продолжал задавать вопросы
- Мне? Ничего. Морган, я и без эффектов вижу достаточно. Мои глаза открыты, а разум свободен в своем полете, готов впитывать в себя все линии мира, чтобы все чаще открывать глаза глупым прохожим
- Зачем тебе это, Джефри?
- Честно? Я сам не знаю. Мерзко наблюдать за тем, как люди проживают свою жалкую жизнь, стараются везде успеть, берут кредит и вязнут в них, жалуясь на бессмысленные годы, в которых топят друг друга ради солнца, что своими лучами ласкает спины единиц – Джефри выпустил дым, переведя взгляд на грудь Моргана – Интересно, сколько красоты в тебе. Готов ли ты признать очевидные факты?
- Думаешь, я смогу?
- Не сейчас. Еще слишком рано. Но совсем скоро ты все узнаешь, Морган – Джефри потирал ладони, зажав в зубах дымящуюся сигарету, которая своим ароматом наполняла небольшое пространство палаты – И как долго ты общался с Уильямом?
- Еще месяц или чуть больше – тихо ответил Морган
- Расскажи мне, Морган
- Мы переиграли множество ролей, сотни масок примерили на свои лица. Знаешь, Джефри, это было великолепно. Вчера мы были пиратами, сегодня наряжались космическими путешественниками, а завтра превращались в рыбаков. И в каждом новом дне мы искали что-то новое, другое, непонятное – Морган вновь улыбнулся – Родители даже не подозревали, что я до сих пор дружу с Уильямом. Они и не понимали меня. Не знали, как хорошо нам было. Казалось, он один понимал меня, видел все мои переживания
- Ты до сих пор все это помнишь?
- Такое тяжело забыть, Джефри. Ведь, он был мне как брат. За всю свою жизнь, я не встречал более интересного человека, понимающего меня – Морган замолчал – До этого дня – мужчина тихо произнес фразу, подвинув к себе дневник парня
Джефри промолчал, лишь улыбка проскользнула на его лице. Морган же искал пальцами обрывки строк, на которых закончил чтение, но никак не мог их найти. Время быстро бежало вперед, стирая грани дозволенного, создавая иллюзию неприкосновенности. Мужчина смочил горло водой, чтобы вновь проникнуться в дневник парня. Буквы и слова посыпались в тяжелую атмосферу палаты:
«… Наверное, я никогда не забуду ее слов: «Жизнь – это больно». Я смотрел в ее глубокие глаза, стараясь, как можно сильнее, ворваться в душу, создавая огромный вихрь эмоций, но это было не так просто. Горячая кружка согревала ее ладони, разрезанные острой бритвой, проникая теплотой, которая разливалась по телу, такому молодому и невинному.
Я не мог выбросить из головы кадры тех пленок и то, как Чарльз трогал ее тело своими мерзкими лапами. Не смотря на порывы ветра, которые сильно били в окна, после горячего чая в комнате стало душно. Я медленно снимал с себя кофту. Вдруг, увидев это, Сара пискнула, отскочив в угол комнаты, и закрыла лицо руками, спрятав свои глаза за своеобразными воротами из ладошек. Именно тогда, я понял. Чарльз не просто резал и издевался над ней, больной ублюдок! Он насиловал красоту этого мира. Фу, мерзость! Самый тошнотворный факт вашего грязного мира. Рвота, что выплескивается из пастей на великолепные сюжеты, застилая их едкой жижей отвращения и стыда, злобы и мерзости! Ее запах врывается в ноздри, режет глаза, словно элегантной бритвой вспаривают зрачки, из которых падают капли великолепной крови, смешиваясь с омерзительной рвотой! Сколько дерьма вы держите в себе?! Твари! И как сильно ублюдки хотят испоганить прекрасное искусство смерти, боли?!
Я поспешил к Саре. Бежал успокоить ее! Я прижимал испачканное тело к своей груди, а она лишь мычала, капая чистыми реками, которые пробивались из глаз, на пол. Мысли влетали в голову, злость кружила зимней метелью, проникая в меня все сильнее и глубже! Вскоре, Сар пришла в себя. Она сидела рядом, рассказывая мне десятки разных историй о своих мирах, куклах, играх. Я смотрел в ее глубокие глаза и видел, как они хотели доброты, любви, тепла. Я изо всех сил держал себя в покое, но с каждой секундой внутренний пожар разгорался все сильнее в моей душе. Я должен был спасти ее! Но как?! Убить?! Все не то! Сара сама должна была отдаться в руки смерти, которая подарит ей мир, где лишь она, доброта и куклы! Казалось, она уже была мертва.
Я сидел на кровати, пока Сара показывала мне очередной спектакль. Она держала кукол, двигала их по глади кофейного столика, словно в памяти, играя новый фильм. Какие-то непонятные монологи, жизни. Среди них, этих игрушек, она достала одну, которую никогда не выпускала из рук. Без лица, потертая, ужасная кукла. Сара произнесла то, что я никак не ожидал услышать. Она протянула мне эту странную фигурку и сказала: «Это ты». Шок! Ужас! Это все, что я испытывал в тот момент! Нет, не из-за олицетворения меня в этой ужасной кукле. Дело в другом. Она показала мне не один спектакль. И в каждом из них, я был кем-то вроде ангела. Знаете, как бессмысленная особь ждала моего прихода! Я – ангел! Существо, которое забирало проблемы Сары, очищая ее кукольный фильм! Это было прекрасно! У зла нет лица, ибо оно многолико! Но я был для нее великолепным, добрым, тем, кто уносит горе! Нет, она не создала идола, Сара поверила в мечту, надежду, обрисовывая меня не человеком! Наверное, это была последняя ступень к моей вершине! К идеальному искусству! Эта девочка смотрела на меня широкими глазами, словно упрашивая перенести иллюзию из кукол в комнату, где мы были вдвоем, освободить ее от проблем, подарить мир, куда отвозит лишь Хорон. Мою душу наполняли чувства, а голова была забита мыслями о кукольных фильмах! Сара продолжала мило улыбаться, даже не подозревая о том, как сильно, словно сбросив ядерную бомбу, она потревожила мою душу! Ангел? Быть может, она была права. Но я художник. И мое искусство подходило к завершению!