— И вот, браты, не поверите, иду на маршрут. И подходим мы к тому самому месту, где меня нахлобучило. Воронку вижу. Конечно, позаросло травой. И вот, браты, гляжу, мама дорогая, там родник, родничок забил. С того самого места, где был заложен фугас, плещет, булькает, озерцо набулькало.
Савва зубы скалит. Зубы у Саввы ровные, белые, глаза — нитки.
— Канализация, да.
Обиделся Старый — сделал вид, что обиделся:
— Не-ет. Точно, родник. Я воды черпнул и понюхал. Чистая.
— Водопровод прорвало, — сказал Тимоха.
Старый растерянно поводил белесыми глазами.
— Может, и водопроводная, но все равно родник, родничок. Знак. Знамение.
У штаба собрались офицеры, вышел комендант. Новый комендант матится через слово. Взял себе новый комендант позывной Питон.
«Логично, — подумал Андрюха, — старый был Удав, новый Питон. Преемственность».
Савва чешет за ухом: уши у Саввы как у слона — огромные лопухи.
Тимоха краем глаза наблюдает за офицерами и комендантом. Там среди других и начальник разведки, подполковник Макогонов. Макогонов все видит: он не приветствует, что разведка общается в быту с саперами. Саперы, по Макогонову — все рвань и пьянь. У него в разведвзводе за пьянку гонят в шею без разговоров. Савва слабохарактерный. Савва не утерпит. И вон уже, видит Тимоха, шепчется жуликоватый калмык со Старым. Ясно ж, о чем шепчутся.
— Савва, макака ускоглазая, командир порвет, — шипит сквозь зубы Тимоха.
— Э, брат, только покурить. — И ржет.
Тимоха знает — Савва анашист. Но у него по глазам же не увидишь, курил он свою дурь или нет; глаза у Саввы — нитки. Но Савва — солдат. За это его и ценили, и до поры прощали все неуставные прохиндейства.
— Савва, шеф турнет со взвода, сопьешься, скурвишься.
— Э, брат.
Докурили.
— Бывай, Старый.
— Бывай, да.
— Бывайте, — сказал Старый. — А дермо? Куда ж его теперь?
Тимоха сверкнул золотой фиксой.
К лету площадь перед Ленинской комендатурой меняла облик: высохла грязь на «змейке», бетонные блоки обмотали новой блестящей колючкой с лезвиями вместо обычных шипов; шлагбаум выкрасили в красно-белое. Кафешки, что натыканы были повсюду перед Ленинкой, еще в конце зимы перенесли все за шлагбаумы на неохраняемую территорию.
Старый, страдая теперь от безделья, вышел за синие ворота, заговорил было с ментами на посту. Но у ментов напрочь отсутствовало всякое настроение вести беседы: им еще месяц до смены — какие могут быть разговоры? Тоска. Тогда Старый потопал к вагончику Малики. Чеченка Малика держала кафешку сразу за первым КП, у которого вечно толпились люди, и машины выстраивались в очередь на проверку документов. Малика была бездетной «разведенкой». Родственники привозил товар — пиво, воды и мясо. С полгода назад Малику взорвали.
Старый устроился у окна.
Кафешку соорудили в строительном вагончике. Тут же за стенкой шкварчало и булькало: готовились манты, жижиг галнаш и бульон. Шашлык жарили на дворе. Двор был обустроен из досок и листов шифера. На дворе жила кошка с котятами. У Малики страшные шрамы на лице. Малика по-русски говорит сносно, почти без акцента.
— Андрюша, ай какой! Долг так и не отдал, — распричиталась Малика, принимая заказ, — три тысячи остался должен. Ваши уехали, сколько денег не отдали! Мы бедные, инфляция и все такое.
Старый — добряк. Ему стыдно стало. Он вынул из кармана деньги и отдал Малике. Малика — «разведенка», с ней можно пофлиртовать. Старый надул щеки и распушил кошачьи усы.
— Малика, дай я тебя поцелую.
— Ай, Андрюша, придется жениться тогда на мне. Мы тебе чик-чик сделаем. И станешь наш. — И снова о наболевшем: — Ай, сколько ваши денег не отдали.
До Нового года задолжали Малике ленинские саперы. Кто-то из взвода вернулся с отпуска и привез взводному Каргулову, как тот просил (для племянника), игрушечный джип на радиоуправлении. Взводный в то время лечился от контузий. Джип бросили в угол. И однажды джип разобрали на запчасти, вынули электронику. Соорудив взрывное устройство, потащили пакет с фугасом на площадь к Малике. Тысяч под тридцать денег задолжали. Оставили пакет у столика с грязной посудой. Когда отошли на безопасное расстояние, нажали кнопку на пультике от радиоуправляемого джипа. Бабахнуло. Обожженную Малику увезли в больницу. Прибегали журналисты, брали интервью у прокурорских. Прокурорские сказали, что разборки местных. После этого инцидента кафешки убрали за шлагбаум от греха.