— Сволочи.
— Га-га-га!
— Го-го-го!
— С ля-ашки-и-и!
— Дураки, — кричит Андрюха, — зачем мешок приперли в комендатуру?
— Прокурорские сказали. Да выкинули уже. Ох, Старый. Прокурорские посмотрели и сказали — чего вы это дерьмо приволокли?
— Ха-ха. Ну, Старый, лошара. Собрался домой-то?
«Собрался, — подумал Андрюха. — Эх!.. Я ж забыл. Надо бы с ротным насчет денег пообщаться».
Новый ротный по фамилии Дубинский был человек.
До него ротным был Вася, тезка Макогонова. Вася был увалень. Васе все прощалось. Когда Жору с Тимуром рвануло на Первомайке, Вася и опростоволосился. Жорику ноги по яйца оторвало, Тимура тоже ничего себе нахлобучило. Вася с камеркой был, стал снимать на видео. Приехал комендант. Вечером в новостях показали кровищу на асфальте и коменданта Удава матерящегося смертным матом. Все на Васю — гад, продал кассету журналистам! Вася клялся, что не продавал, так отдал. Дурак, сказали, дурак, что не продал, а так отдал! Удав же пообещал сгноить дуракастого ротного. Когда пришел новый ротный, Вася никак не мог рассчитаться как матответственный: ходил, ныл, что его подставили. Но, в общем-то, Вася был не трус. Увалень, но не трус. Вася даже к «первым номерам» подходил на маршруте. «Первый номер» — смертник. Так всякий грозненский сапер скажет и не ошибется. Журналистам, когда они идут с саперами, говорят: от «первого номера» держитесь подальше. Если рванет, то в асфальт мордой, мордой. Еще и «вторые номера» — смертники. Многие из взвода Старого погибли — все «первые и вторые номера».
Лежал Старый в палатке, пальцами шевелил на ногах и думал о ротном, про свои деньги, что заработать заработал, но никак получить не мог. А еще о том, кто и как воюет, думал.
Вот, к примеру, не все воюют…
Одни парятся весь контракт в тылу в Ханкале: и офицеры, и разные солдаты. Там можно даже орден по легкому заработать. И вот, значит, считается, что столько-то народу было в Чечне. Его спросят — ты где воевал? Он, тот, — в Чечне! Уважуха. А никто не знает, что тот так себе воевал — сидел и делал серьезный вид, когда прилетали генералы из штабов. Он два года там просидел — два раза скатался с колонной в Грозный или Гудермес. И получил орден. Ну ладно. В Аргуне, например, кантовался человек. А кем? Тут другая заковырина: финансистом служил или зампотылом, или связистом, или минометчиком. Везде ж комендатуры. Комендатуры — это крепости; в крепости можно долго служить и не тужить, если не вылезать за ворота. Можно орден получить. Но не факт. Тем, кто в Ханкале не тужит, орден получить проще — ближе к кассе. Ну, ладно, топаем к разведке и саперам. Так где, где говоришь, кантовался — сапер из Ведено? В 119-ом полку под Хатунями? Или разведка шатойская? Или наша ленинская? Тут никто, конечно, не поймет сразу, что у сапера делов немного и все коротки: пройти от туда и до туда, а как пройдешь — водку в три горла жрать. А как же не жрать — если завтра вдруг не пройдешь и башку твою оторванную будут на место приделывать! Форменкой под подбородок прикроют, чтоб мать и жена и другая родня и дети не видали бы, как глотка твоя порвана осколками. Ни разведке, ни саперам орденов просто так не дают. Саперам, потому что их валят. Им не успевают давать. Разведка сама валит. Им не за что давать. Савву вон три раза представляли. Разве калмыку с такой хитрой рожей дадут «крест» за мужество?..
И пришел Старый к мысли, что на нынешней войне воюет на самом деле народу мало.
От таких мыслей и задремал.
К послеобеду Старого растолкали.
Заговорили в палатке о «боевых». Старый заскучал. Ему так бы хотелось получить свои деньги, которые он заработал на этой войне: за госпиталь, за ранение, за всякие фронтовые неудобства и страхи с опасностями. Но не так это было просто. Не понимал Старый, почему финансисты, «фины», говорят всегда, что денег нет. А вон офицерам дают. Семеныч-равист уезжал в отпуск, так ему все выплатили, почти все. Новый ротный Семенычу сказал тогда, что остальное, которое недодали, можно получить по какой-то хитрой схеме — только «придется процент отстегнуть».
Зачесалось в пятке, потом меж пальцев. Старый в тумбочку полез, вынул мыльницу. В мыльнице порошок желтоватый — толченый тротил. Он давай этим порошком натирать ноги меж пальцев — трет и кривится.
— Старый, запалишься. — Ефрейтор из новых, но уже послуживший с месяц, оттого борзый, говорит Старому: — Мишаня ваш, тот, который со скорпионом на плече, как летел домой, так его и приняли в аэропорту. Собака среагировала на его ноги.