Интуиция…
Вошел Мельник в квартиру и только сделал первый шаг, с пола — метров с четырех, с дальнего конца коридора, где ванная и туалет — ударило пламя. Очередь длинная и бестолковая:
— Тра-та-та-та-тах!
Не треск автоматный, а будто горы рухнули на плечи и голову Мельника.
Перегруппировавшись, Мельник каким-то чудом успел стрельнуть в ответ. Не чувствуя ударов от попаданий в него пуль, повалился на пол и, перекатываясь, цепляясь ногами за стены, очутился на кухне. Он не успел отдышаться, не успел понять, куда он ранен.
На площадке закрутилось. Макогонов растолкал остальных. Стоит первым у двери, но так, чтобы не попали, если б стали стрелять из квартиры.
— Мельника завалили. Будем мстить. Гранаты!
— РГД.
— Первая. — Макогонов швыряет гранату в квартиру.
Ббу-ух! Со звоном вылетают стекла, валится со стен штукатурка, вырывает с «мясом» дверные косяки.
— Вторую, — подают вторую РГД. — Выходи, — кричит в квартиру Макогонов.
Скрип по полу, кто-то ходит, кто-то стонет. И голос из квартиры:
— Нэ уиду-у-у…
Полетела вторая граната.
Ббу-ух!!
За ней третья.
Ббух-х!!!
Четвертая, пятая, шестая.
На восьмой гранате боевики сдались. Одного убило, он валялся в луже крови лицом вниз у туалетной двери, автомат рядом. Он, по всей видимости, и стрелял в Мельника. Второй оглушенный корчился и стонал. Его поволокли, на ходу натянув мешок. Самый важный «клиент» с интеллигентной бородой выпрыгнул из окна. Там его и приняли Тимоха с Пашей Аликбаровым, — приняли и, «аккуратненько» пресанув, чтобы дышал не каждый раз, а с перебоями, поволокли к броне.
Мельник то терял сознание, то, после каждого нового взрыва, приходил в себя. Он трогал себя по груди, животу — искал, где сочится кровь, куда он ранен. Шум в голове. Ббух-х! Взрывы. Ббух-х! Голоса. «Выходи!» — «Нэ виду!» После третьего или четвертого разрыва Мельник перестал считать гранаты: «Командир сильно разозлился. Наверное, подумали, что меня завалили». Мельник потерял сознание, или только так показалось ему.
Тук-тук-тук.
Голова по ступенькам. Вялое тело тащат за ноги со второго этажа вниз. Голова безвольно стукается по ступенькам. Савва с Усковым волокут тело по лестнице. Быстро нужно. Отход еще стремительнее, чем наступление.
Тук-тук-тук.
— Савва, тише ты, я сам пойду.
Савва слышит, что обращаются к нему, сразу не соображает. Усков бросает ноги и подхватывает Мельника под мышки.
— Живой?
— Живой, да?
— Живой, мать…
Мельника волокут, выволакивают на улицу. Еще есть немного времени: тут каждая минута, секунда дорога — нужно узнать, куда ранен Мельник! Перевязать, кровь остановить. Усков склоняется над товарищем, вынимает нож и начинает разрезать ремни на «разгрузке». Режет, режет. Разрезал. Заворотил «горку» на Мельнике и щупать стал ему грудь, живот.
— Куда, куда?
— Да никуда. Ты зачем порезал? — Мельник очухался, разозлился: имущество ведь испортил сержант Лиса! — Лиса, б…, имущество…
— Какое имущество!
Макогонов рядом.
— Живой?
— Живой, тащпол.
Рявкнул Макогонов:
— Уходим!
Небо светлело на востоке. Наступало утро. Два БРДМа, стремительно набирая скорость, уходили на запад.
Пошли по комендатуре дурные слухи, что Мельник, опытнейший разведчик, тронулся умом — стрелял Мельник в своего командира, подполковника Макогонова. Попал, не попал — не говорили. Вроде бы не попал. Но стрелял же — совершил воинское преступление.