Мы вошли в плавучие льды в 4 часа пополудни, 9 декабря, на 65 1/2° южной широты. Вышли мы из них в 1 час пополудни 30 декабря, на 71 1/2° южной широты. Мы пробирались через них 20 дней и несколько часов и прошли по прямой линии 370 миль – средним числом 18 миль в день. При входе во льды у нас было 342 тонны угля, при выходе из них осталась 281 тонна; то есть истратили за эти дни 61 тонну, средним числом одну тонну на 6 миль.
Цифры неутешительные; но, принимая в расчет исключительные условия, можно, полагаю, признать, что могло бы быть еще хуже.
9-го. Свободный канал, идем под парами.
10-го. Сомкнутые льды.
11-го. 6 часов вечера. Плотный лед. Останавливаемся.
12-го. 11 часов 30 минут утра, пошли.
13-го. 8 часов утра, тяжелые льды. Останавливаемся. Огни в топках потушены в 8 часов пополудни.
14-го. Мы стоим.
16-го. То же самое.
17-го. То же самое.
18-го. Полдень. Тяжелые льды и полыньи. Идем под парами.
19-го. Полдень. Такой же лед и полыньи. Идем под парами.
20-го. Утро. Огни в топках потушены.
21-го. 9 часов утра. Пошли. В 11 часов остановились.
22-го. 9 часов утра. Стоим на месте.
23-го. Полночь. Пошли.
24-го. 7 часов утра. Остановились.
25-го. Огни в топках потушены.
26-го и 27-го. То же самое.
28-го. 7 часов 30 минут пополудни. Развели пары.
29-го. Идем под парами.
30-го. То же.
Эти записи указывают, что под парами мы шли девять дней из двадцати. У нас были две продолжительные стоянки: одна в пять дней, другая в четыре с половиной дня. В трех случаях мы останавливались лишь на короткое время, не гася огня в топках.
Я просил Райта указать на карте, составленной Пеннелом, участки сплошного льда. Таким образом, у нас будет ясное представление о том, что нам пришлось испытать.
Глава III. На суше
Наконец-то берег! – Мыс Крозье. – Замечательные скалы. – Невозможность высадки. – Пингвины, косатки. – Мыс Эванса выбран для зимней стоянки. – Высадка лошадей. – Нелепое поведение пингвинов. – Приключение с косатками. – Нравы косатки. – Выгрузка припасов. – Поморники в своих гнездах. – Своевольные лошади. – Опасности от размякшего льда.
Суббота, 31 декабря. Канун Нового года.
72°54′ ю. ш., 175°54′ в. д. Мыс Крозье S 17 W 286.
Канун Нового Года застал нас в море Росса, но не у конца наших невзгод». Ночь была ужасная и тянулась без конца. Мысль о наших несчастных лошадях не давала мне заснуть. Наутро ветер и волнение еще усилились. В 6 часов впереди увидели лед. Мы прошли мимо ряда плавучих льдин, над которыми разбивались волны, но скоро пришли к более сплошному льду и, обойдя его, были приятно удивлены, очутившись в сравнительно спокойной воде. Пройдя еще немного, мы остановились и легли в дрейф. Теперь мы стоим в чем-то вроде ледяной бухты. С наветренной стороны лед простирается на милю или около того, а по бокам выступают два рога, которые и образуют приютившую нас бухту. Море улеглось, хотя ветер все так же силен; осталась только легкая зыбь, так что нам очень хорошо…
Вечером того же дня. Ветер из постоянного обратился в шквалы; теперь и шквалы утихают; небо проясняется, и, кажется, подходит конец бурной погоде. Надеюсь, что не ошибаюсь и что Новый год принесет нам больше счастья, чем старый.
В таком случае приятно будет в последний раз написать «1910 г.». Берег виден!
Сегодня, в 10 часов вечера, облака к западу рассеялись, и перед нами открылся отдаленный, но великолепный вид на облитые солнцем высокие горы. Особенно выдавались горы Сабин и Хюэлль [Whewell]. Последняя с этой стороны представляет красивую, острую вершину. Гора Сабин была в 110 милях от нас, когда мы ее увидели. Я уверен, что мы могли бы увидеть ее еще за 30 или 40 миль дальше того, – такова удивительная прозрачность атмосферы.
Конец 1910 г.
Воскресенье, 1 января 1911 г.
73°5′ ю. ш., 174°11′ в. д., мыс Крозье S 15 W 277.
В 8 часов утра мы вышли изо льдов и на всех парусах направились к югу. Этим курсом мы идем ровнее, но качка еще довольно сильная…
Оутс доносит, что лошади недурно переносят ее.
Солнце весь день ярко светило… Вечер совершенно тих. В 11 часов многие сидят на палубе, наслаждаясь солнцем, и читают.
Берег ясно виден. Сегодня вечером в 75 милях к западу видели остров Кульмена.
Измерение глубины лотом в 7 часов вечера – 187 саженей; в 4 часа утра – 310 саженей.
Понедельник, 2 января.
75°3′ ю. ш., 173°41′ в. д., мыс Крозье S 22 W 159.
За дивной ночью последовало и дивное утро; солнце светило почти беспрерывно. Несколько человек зачерпнули ведро морской воды и тут же на палубе вымылись мылом, специально изготовленным для соленой воды. Вода, понятно, была холодная, но приятно было сушиться на солнце. С тех пор как мы прошли за Южный полярный круг, купание на палубе вообще прекратилось. Один Боуэрс продолжал купаться во всякую погоду.
Волнение все еще довольно сильное. Почему – непонятно: вчера было совершенно спокойно, а с наветренной стороны протяженность водного пространства не превышает 200 миль.
Уилсон зарисовал белобрюхого кита[20], замеченного нами в паковых льдах.
В 8 часов 30 минут мы увидели гору Эребус на расстоянии около 115 миль. Небо покрыто легкими белыми облаками…
Вторник, 3 января.
10 часов утра. Мы всего в 24 милях от мыса Крозье; берег хорошо виден, хотя Эребус окутан слоистыми облаками.
К югу как будто яснее; может быть, скоро выглянет солнце, но ветер беспокоит, и есть небольшая зыбь, которая судну мало мешает, но может быть весьма неудобной при высадке.
Теперь пока как будто мало надежды. Мы произвели ряд измерений глубины. Начиная от 71° широты вода постепенно становилась глубже, и теперь получаются 310–350 морских саженей вместо 180.
6 часов вечера. Надежды нет! Увы, приходится отказаться от мыса Крозье и всех его прелестей.
Вскоре после 1 часа пополудни мы поравнялись с Барьером в пяти милях на восток от мыса. Продолжалась зыбь с ONO. Барьер высотой был не более 60 футов. С салинга его удобно обозревать, и заметна была легкая покатость к краю, по крайней мере с милю. Позади его ясно была видна земля Черного (или Белого?) острова, возвышавшаяся над грандиозной чертой выдвинутых давлением ледяных гряд. Мы начертили план края Барьера от той точки, на которой мы поравнялись с ним, до скал мыса Крозье…
Понтинг усердно работал кино– и фотоаппаратами.
В самом углу у скал Ренник получили 140 морских саженей глубины, а Нельсон добыл несколько температур и образцов со дна. Спускаясь с бутылкой, лотлинь однажды вдруг ослаб на ста метрах глубины, но через минуту опять натянулся и пошел дальше. Любопытно, что бы такое задержало его? Полагаем, что бутылка ударилась в кита или тюленя.
Между тем, спустили одну из китобойных лодок, и в ней свезли нас к берегу: Уилсона, Гриффиса Тэйлора, Пристли, Эванса и меня. Было столько охотников, что вместо обычной команды к веслам сели Оутс, Аткинсон и Черри-Гаррард [помощник зоолога]; последний поймал несколько крабов.
Прибой не позволил нам высадиться. Я было надеялся удостовериться, можно ли пройти между ледяной грядой и скалой. Подходя к углу, мы увидели, что большая глыба морского льда втиснулась между Барьером и скалой и повернулась настолько, что нижняя поверхность ее поднялась фута на три или четыре из воды. На самом верху этой глыбы сидели линявший старый императорский пингвин и молодой, терявший пух. (Пух уже сошел с головы и с крошечных крыльев и начинал сходить с груди.) В таком возрасте и в этой стадии развития «император» доселе был нам незнаком, и было бы торжеством изловить этот экземпляр, но не было к нему никакого доступа. Прелюбопытный вид представляли ноги и хвосты двух пингвинят и крыло взрослой птицы, торчавшие из нижней поверхности застрявшей льдины; птицы, очевидно, замерзли в ней сверху, и теперь вода замывала их под нее.