В среду, 10 января, до полюса оставалось уже только 85 миль, но идти было трудно вследствие чрезвычайно плохой и неровной поверхности льда – «заструг». На этом месте путешественники навалили груду камней – то, что называется в полярной области «кэрны» (или гурии; cairn – по-английски «надгробие в виде» пирамиды из камней), и оставили припасов на неделю да еще кое-какую одежду.
11 января достигли высоты 10 530 футов. Но путь был мучительный донельзя. «До полюса остается всего 74 мили, но выдержим ли мы это мучение еще семь дней? – пишет Скотт. – Мы вконец изнемогаем. Из нас еще никто никогда не испытывал такой каторги. Мы все же имеем шансы на успех, только бы нам осилить работу, но мы переживаем ужасные дни!
12 января. Ночуем сегодня всего в 63 милях от полюса. Должны дойти до него! Но – увы! – если бы только поверхность была лучше! Мы, кажется, слегка спускаемся. Заструги такие же, как и раньше; как скучно так надрываться, чтобы сдвинуть с места совсем легкие сани! Но мы все-таки подвигаемся… В воздухе какая-то муть. Солнце едва светит с пасмурного неба, и при таком освещении трудно различить направление. До полюса осталось меньше 40 миль.
15 января. Мы устроили последний склад. Высота здесь 9950 футов. Поверхность ужасающая, но мы все-таки прошли шесть миль в четыре часа и три четверти. В нашем последнем складе мы оставляем провизии на четыре дня и кое-какую мелочь. Наш груз теперь очень легок… Странно представить себе, что два больших перехода должны привести нас к полюсу! Дело теперь, можно сказать, верное. Боуэрс продолжает свои наблюдения. Удивительно, как он их разрабатывает, лежа в своем спальном мешке в нашей тесной палатке. Всего 27 миль до полюса! Теперь уже должны дойти!»
Вторник, 16 января. Путешественники остановились на высоте 9760 футов. Мороз был 23 с половиной градуса [–31 °С]. С утра шли бодро и прошли 7 1/2 мили. После завтрака собрались в дальнейший путь в самом радужном настроении от мысли, что завтра будет достигнута цель. Вдруг, около второго часа, Боуэрс своими зоркими глазами разглядел вдали какой-то темный предмет, который сначала принял за «кэрн». Он встревожился, но затем решил, что это, должно быть, заструга. Через полчаса он уже разглядел впереди какую-то черную точку, и когда путешественники подошли ближе, то оказалось, что это был флаг, привязанный к полозьям саней, и поблизости – остатки лагеря, следы саней, лыж, расходящиеся в разные стороны, и ясные следы множества собачьих лап.
«Сбылись наши худшие опасения! – восклицает Скотт. – Другие опередили нас! Вся история как на ладони – они первые достигли полюса. Ужасное разочарование, и мне больно за своих товарищей. Много чего мы передумали и о многом переговорили. Завтра надо идти дальше, к полюсу, и затем спешить домой с наивозможной скоростью».
Наблюдения указали, однако, что Скотт и его спутники ушли на одну милю за полюс и на три мили в сторону от него, направо. В этом направлении они увидели палатку, поставленную на расстоянии полутора миль от полюса. В палатке была оставлена записка, уведомляющая, что там были пять норвежцев, с Руалем Амундсеном во главе. Это было 16 декабря 1910 года, значит, почти за месяц до прихода Скотта.
Палатка была небольшая, но плотная и удерживалась бамбуковым шестом. Там же находилась еще другая записка, адресованная Амундсеном Скотту, с просьбой доставить его письмо королю Норвегии Хокону.
Скотт тоже оставил в палатке записку, извещавшую, что он был здесь с товарищами. Боуэрс снял с нее фотографию, а Уилсон сделал с нее рисунок.
«Мы воздвигли столб из камней и водрузили на нем наш бедный, обиженный флаг, – прибавляет Скотт. – Это было нелегко сделать на таком морозе… Я думаю, что полюс лежит на высоте 9500 футов. Это замечательно потому, что на 88-й параллели мы находились уже на высоте 10 500 футов. Мы снесли флаг, прикрепленный к шесту, и поставили его по возможности близко к месту, где должен находиться полюс.
И вот, мы повернулись спиной к цели наших мечтаний! Перед нами лежали 800 миль, которые мы должны пройти пешком, с грузом и разочарованием в душе…
Прощайте, радужные грезы!..»
Обратный путь. – Угнетенное настроение. – Постоянная дурная погода. – Голодание. – Болезнь Эванса и его смерть. – Ужасное путешествие. – Отчаянное положение. – Гибель Оутса. – Приближение конца.
Можно представить себе, с каким тяжелым чувством Скотт и его товарищи возвращались обратно. Победив такие неимоверные затруднения и все же достигнув полюса, они даже не могли радоваться своей победе, потому что она явилась запоздалой почти на целый месяц! Все их усилия не доставили им успеха, и это действовало удручающим образом на их нравственное состояние, вызывало угнетенное настроение и ослабляло энергию и бодрость, что, в сочетании с упорной дурной погодой и чрезвычайными трудностями пути, явилось, пожалуй, одной из главных причин рокового конца экспедиции, начавшейся, казалось, так хорошо.
«Сыпучий снег несется с места на место, как песок, – пишет Скотт. – Погода странная. Снежные тучи, очень мрачные, заслоняют свет и осыпают нас крошечными кристаллами. Эти мелкие кристаллы портят поверхность дороги, и поэтому бывает очень тяжело тащить сани, несмотря на легкий груз и парус, надуваемый ветром. Наши старые следы местами заносит глубоким снегом, и над ними образуются острые заструги… Мы чувствуем холод и усталость, и боюсь, что Оутс ощущает это больше всех нас. Главное теперь – поддержать равномерную скорость. Я надеюсь, что это нам удастся, и мы поспеем на корабль… Тяжело тащить сани с горы, а в гору везти их будет, вероятно, еще тяжелее…
В метель же мы не решаемся идти из боязни потерять свои следы. До следующего склада остается 45 миль, а провизии имеется у нас на шесть дней. В этом складе мы найдем запас провизии на неделю, а до следующего большого склада надо будет идти 90 миль. Но если мы туда дойдем, то можем более или менее успокоиться. А все-таки осторожность не мешает. Надо, чтобы всегда оставалось пищи про запас, по крайней мере, дня на два. Боюсь также, что будет нелегко разобрать следы, если их засыплет снегом. Не знаю, как объяснить такое плохое состояние наших следов, когда прошло всего только три дня, между тем как следы норвежской экспедиции, как мы это видели, сохранились в течение целого месяца!..»
Один из товарищей Скотта, Эванс, скоро начал обнаруживать признаки сильного изнурения. Он отморозил себе нос, и пальцы у него покрылись пузырями. Вид у него стал понурый, он сильно хандрил и боялся за себя, что уже было нехорошим признаком. Оутс жаловался на то, что у него зябнут ноги.
На другой день путешественники, к своей великой радости, все же нашли склад. Буря продолжала свирепствовать, но вдруг показалось солнце, и это дало им возможность разглядеть старые следы. Они долго возились, откапывая на морозе и ветру сани и снимая палатку, но все же пустились в путь в 11 часов и в третьем часу, к счастью, увидели, наконец, красный флаг склада. Закусив и захватив провизии на девять с половиной дней, они двинулись дальше. До следующего склада оставалось 89 миль. Но не все было благополучно. У Оутса жестоко зябла одна нога, а Уилсон жаловался на боль в глазах. Только Скотт да Боуэрс еще держались бодро. Погода не устанавливалась, и Скотт очень опасался, что заладят метели, обычные в это время года. Эти бури и метели были настоящим страшилищем для путешественников.
«Мы постепенно становимся голоднее, – говорит Скотт. – Не худо бы побольше пищи, особенно ко второму завтраку. Если доберемся в несколько переходов до второго склада – до него осталось 60 миль, – то можно будет позволить себе поесть немного больше. Но все-таки нельзя будет сытно поесть до тех пор, пока мы не дойдем до того склада, где у нас положен запас конины. А туда еще далеко, и впереди неимоверно трудный путь! Мы порядком исхудали, особенно Эванс, но пока еще не чувствуем изнурения. Мы гораздо больше прежнего говорим о еде и рады будем вдоволь наесться».