– Дебил! – орала на меня Ребекка. – Какого хрена ты это сделал?
– Я нечаянно. А то вы меня не отпускали... – ответил я.
– Мы просто играли, тебе не делали ничего плохого, ублюдок ты вонючий! – надрывалась она.
– О-о-о... Бой дос... Кадеца, од бне ебо сло-бал... – всхлипывала Натали.
– Она права. Похоже, он ей действительно сломал нос, – подтвердила Клэр, отведя ее ладонь.
– Ублюдок! – прокричал кто-то.
На этот раз я не разобрал, кто именно, потому что все одиннадцать девушек вопили и визжали так, словно собирались проделать во мне несколько новых анальных отверстий.
– Тебе лучше убраться отсюда, – подталкивал меня к двери Пэдди.
– Сучонок! – кричала другая. – Мой бойфренд тебя убьет!
Интересно, она расскажет ему историю целиком или ограничится тем, что я расквасил физиономию ее подруге? Я уже развернулся, чтобы спросить ее об этом, но тут рядом со мной взорвалась бутылка водки, и нас с Пэдди окатило битым стеклом и алкоголем. Решив к ней присоединиться, несколько девушек схватили собственные метательные снаряды, однако вмешался Говард. Он отбирал у них фаллоимитаторы, банки с пивом и экспонометры, не переставая при этом кричать:
– Уберите его отсюда!
Дверь широко открыли, меня вытолкнули и с грохотом закрыли ее опять. Вдруг мне стало по-настоящему скверно. За что еще и такое? Разве я мог действовать иначе? Или нужно было позволить им отыметь себя в задницу? Позволить им мучить себя и унижать, как тогда Джона? Меня бесило их непонимание: они не видели за собой никакой вины. Очень хотелось пойти в полицию и настучать на них на всех, да что толку? Это будет как в той старой шутке про парня, который еле доковылял до участка и сообщил, что его на пляже изнасиловали две шведские нимфоманки, и тридцать восемь полицейских кинулись расследовать это преступление. Ха-ха-ха. Правда-правда, и дело не только в полиции. Где те присяжные, что посочувствуют мне? Мужики, все поголовно, недоверчиво смотрят и говорят, что у меня лучшая работа в мире. Я не оставляю попыток объясниться, но все, что я могу им сказать – "... нет, ты не понял! Двенадцать красоток распяли меня на полу и пытались заняться со мною любовью против моей воли. Это было ужасно!". Я и сам чувствую себя полным говном, когда произношу это вслух. А женщины... Они всегда – именно всегда – говорят, что изнасиловать мужчину невозможно. Старая песня про то, что "если он не захочет, то у него не встанет". С этим я разобрался выше.
Вот так. Никто мне не верил. А если и верили, то не понимали, чем я недоволен. Иногда я задумываюсь, не чувствуют ли нечто подобное проститутки, когда их насилуют.
А впрочем... Один человек поверил мне и посочувствовал от всей души. Дверь студии распахнулась во второй раз и оттуда, спотыкаясь, вышел Джон. Он двигался с некоторым трудом и выглядел несчастным. Мы пошли к метро.
Он поблагодарил меня за помощь, а я извинился, что не вмешался раньше. Джон сказал, что ничего страшного, только мне легче не стало. Когда мы дошли до станции и уже прощались, Джон заметил кровь на моих костяшках, но то была не моя кровь. Мы смотрели на меленькие царапины от зубов Натали, и Джон наконец сказал:
– Здорово ты ей влепил, приятель!
11. Психи
Всякий раз, когда я рассказывал эту историю, в ответ мне говорили одно и то же. Знаете что? "Ты рехнулся!" Еще бы я не рехнулся! Лично у меня сложилось впечатление, что работа в порноиндустрии открыла мне глаза на сумасшествие как таковое. Никакая ученая степень по психологии не может этого дать. Я не о тех якобы смешных надписях вроде: "Чтобы работать здесь, не обязательно быть сумасшедшим, но безумие сильно облегчает жизнь". Всякие зануды любят вешать такие над рабочим столом. Нет, я говорю о проницательности, благодаря которой любая неадекватность сразу бросается в глаза. Прежде я был к этому совершенно не способен. Люди из системы социального обслуживания населения могут тешить себя надеждой, что знают все о психическом здоровье этой страны. Поверьте мне: только работая в порноиндустрии, можно понять, сколько психованных ублюдков гуляет по улицам!
О письмах я уже упоминал. При всей их дикости они просто смешат. "Почитай!" – говорите вы. И все. Письмо не может сделать вам больно (письма-бомбы, письма с сибирской язвой и боксерские перчатки на пружинах не в счет). Пишущий находится за мили от вас, так что при дефиците времени вы можете швырнуть конверт в мусорную корзину. Однако существуют еще телефонные звонки, или вас могут подождать на улице, или некие посетители будут ошиваться внизу, около секретарши, или крайне неблагополучная в психическом отношении личность вдруг объявится рядом с вами прямо в офисе (если Уэнди забыла закрыть автоматические двери). В общем, есть от чего полезть на стену.
Несколько месяцев назад к нам один такой псих приходил. Он искал Джерри, одну из наших девушек. Парень представился ее бойфрендом и утверждал, что "они" решили сниматься вдвоем. Если мы сможем им в этом помочь, то это будет очень мило с нашей стороны. Уэнди, шутки ради и просто чтобы от него избавиться, сказала, что мы не можем брать на работу непроверенных людей. Если он не против, пусть сделает несколько любительских снимков, где они с Джерри "вдвоем", и пошлет их нам, а там видно будет. К сожалению, этот посетитель всегда, всегда, ВСЕГДА заблуждался. Через несколько дней он пришел, сжимая в руке конверт с фотографиями.
– Годфри, оторви задницу от стула и спустись ко мне. Тут один псих... – сказала Уэнди по телефону.
– Ну и что? Почему ты звонишь именно мне? Обратись к кому-нибудь еще, я с ним уже общался.
Я жевал бутерброд и читал "Гарри Поттер и Кубок Огня".
– Все ушли – кто обедать, кто на съемки. А теперь встань и помоги мне с ним разобраться, иначе я пущу его внутрь и укажу путь к твоему столу.
– Ах ты, зараза... – только и успел я сказать, прежде чем она повесила трубку.
Я неохотно пошел к выходу. За стеклянными дверьми меня ждал некий улыбающийся маньяк.
– Не пропускай его внутрь, говори там, – предупредила Уэнди, будто я и сам не понимал.
– Добрый день! Могу я вам чем-нибудь помочь? Кретин пустился в объяснения. Он рассказал про "свою девушку", про желание сниматься и про разговор с "той милой дамой", которая посоветовала сделать несколько фотографий. Вот они.
– Я просмотрю их вместе с вами, потому что там есть несколько жестких снимков, не предназначенных для печати.
В ответ я кивнул, с трудом скрыв досаду.
– Вот первый.
И протянул мне нечеткий, засвеченный снимок, на котором он стоял в носках и трусах. Комната напоминала гостиную Реджиналда Кристи[12].
– Я не стал возиться с разогревочными фотографиями, а сразу перешел к главному. Ничего?
– Ну... Да, прекрасно... – сказал я.
На следующем снимке носки оказались сняты.
– Тяжело с этим автоматическим пуском... Никак не получается попасть в кадр целиком...
Тут не было ни носков, ни трусов, ни головы.
– Слушайте, оставьте снимки мне. Когда у меня будет время, я их как следует рассмотрю.
– Нет-нет, лучше так. Я хочу перебрать их вместе с вами. Там надо кое-что объяснить с освещением, еще кое с чем...
– В этом нет необходимости. Про освещение я знаю все, так что оставляйте. Я взгляну на них у себя в кабинете.
Я уже решил, в какую именно мусорную корзину они отправятся.
– А, отлично! Я пойду с вами.
– Боюсь, это невозможно. Такой у нас порядок. Уж вы извините. Таковы условия страховки.
– Страховки? – удивился мой собеседник.
– Да, видите ли... Если в офисе произойдет несчастный случай, это обойдется нам не в одну тысячу фунтов.
– Не беспокойтесь, со мной ничего не случится...
– А если все же случится, то отвечать будем мы.
– Хорошо, я буду вести себя очень аккуратно!
– Боюсь, мы не можем взять на себя такой риск. Мне очень жаль.
– Ну хорошо... Могу я где-нибудь расписаться, что не буду подавать на вас в суд? Действительно, дайте мне ручку, и я что-нибудь такое вам напишу.
12
Реджиналд Кристи (Reginald Christie) – серийный убийца, совершавший свои преступления в 1940 – 1950-е годы.