Шептались горожане, дело нечисто. Красоты, которой Малуша славилась по молодости, не осталось и в помине, богатства у нее отродясь не водилось, так что мужиков привлекать было нечем. И вот на тебе, понесла. Не иначе, как с лешим спуталась, или с иной какой нечистью, недаром летом каждый день в лес таскалась! И ребенка принимать позвала Малуша не кого-нибудь, а бабку Зорану, с которой люд честной никаких дел иметь не хотел. Поговаривали, что бабка, может, и знает многое, но страшно было подумать, какой ценой куплено ее тайное знание.
Всю ночь промучилась Малуша, а под утро родила девочку, да такую маленькую и слабенькую, что даже искусство бабки Зораны ничего не могло для нее сделать.
— Умрет твоя девчонка, Малуша, — ворчала бабка, ковыляя по темной, неприбранной лачуге. — И то тебе легче. Как без мужика будешь с младенцем управляться? У тебя без нее шестеро, с ней совсем худо будет.
Обессиленная Малуша лежала в углу на охапке прелой соломы и молчала. Мысли матери путались, и она не слышала бормотание Зораны. Тяжко будет ей с младенцем, родные осудят, да и в работницы будут брать неохотно, но Малуша сохранила ребенка и не желала слушать причитаний бабки о том, что девочка скоро умрет.
— Дай мне ее, — простонала Малуша. — Дай.
Бабка подала ей завернутого в тряпицу младенца. Девочка была крошечной, почти невесомой и совсем не плакала.
— Я назову ее Милодарой, — слабо улыбнулась Малуша. — И у нее будет счастливая жизнь.
Малуша умерла, когда Милодаре минуло десять зим. Старший брат ее давно служил в дружине князя, три сестренки уехали в Берестов взамуж, а Милодару, Несмеянко и Белаву забрала к себе жена кузнеца. Она приходилась Малуше дальней родней и решила позаботиться о сиротках.
Житье у тетки Добравы было невольготное, но сносное. Милодара и Белава помогали ей по хозяйству, а Несмеянко крутился на кузне. Тетка уже начала присматривать женихов для Белавы и своей родной дочки Веселинки, которые входили в невестину пору. В женихах недостатка не было, но тетка хотела не продешевить, достойных выбрать. С кузнецом породниться каждому лестно, да еще с таким, как кузнец Силан. Но только не каждому по силам! Работящим муж быть должен, старательным, чтобы ремесло у него было достойное и характер покладистый. Часто засылали сватов к Веселинке и Белаве, но тетка была недовольна и придиралась ко всем.
— Кого ты ждешь? — посмеивался в окладистую светлую бороду кузнец. — Воеводу или купцов богатых? Сватов из княжеского дома? Так у князя нашего пресветлого уже есть княгинюшка, а больше одной закон Христов ему иметь не позволяет. Вот, говорят, у кагана хазарского сто жен, и все одна другой моложе, да красивее…
— Тьфу, что за пакости ты говоришь такие, — плевалась тетка и выгоняла любопытных детей из горницы, чтобы не слушали непотребные речи.
Но сколько бы ни шутил кузнец и ни злилась бы тетка Добрава, а женихи постепенно нашлись. По осени сыграли свадьбу Веселинки с гончаром, а после и за Белавой приехали сваты. Шли годы, все ниже сгибалась спина кузнеца, все больше снега становилось в волосах тетки. Уже Несмеянко вовсю орудовал молотом и наковальней и славился своей работой, а за его секирами приходили аж из княжеской дружины.
Милодара на улицу не показывалась, когда приходили дружинники, потому что тетка боялась, как бы они не увидели красивую девушку и не захотели сманить ее. По-хорошему выдавать Милодару замуж за княжеского дружинника тетка тоже не желала. Всего добра у них и было, что кольчуга, да меч, да прыть. Она надеялась подобрать для племянницы мужа побогаче, посолиднее. Со своей необычайной красотой Милодара могла рассчитывать на многое.
По всему Киеву шла слава о красе Добравиной племянницы. Завистливые да злопамятные припоминали историю ее матери и со значением спрашивали, кем же все-таки был отец Милодары. Волосы Милодары были черны как смоль, а глаза — прозрачней родниковой воды, кожа белая, гладкая, а носик маленький и ровный, не чета тутошним «уточкам» и «картошкам». Росточку она была невысокого, но ладная да складная, шустрая да быстрая. Петь была большая мастерица, но пела Милодара редко, чаще покрикивала своим чудесным голосом, управляясь по хозяйству.
Отродясь в Киеве таких не было. Местные девки были, в основном, белявые и спокойные, ходили степенно, глаз без надобности не подымали, хихикали украдкой, между собой. А чернявые волосы и темные, чуть скошенные глаза говорили о примеси степной крови. Но Милодара не походила ни на кавказскую красавицу с тонким станом, ни на нарумяненную греческую деву с волосами, уложенными в высокий венец, ни на быстроногую и быстроглазую половецкую рабыню. И все же рядом со своими рыжекудрыми голубоглазыми сестрами Милодара выглядела чужестранкой.