— Это Войцеховская, — сказала Лера уверенно.
Все сразу встало на свои места. Войцеховская помешана на видео, вечно таскается с телефоном, мечтает о славе и ненавидит всех. Она снимала Германа на площадке. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, кто такая Мюмла.
— Я тоже так думаю, — сказал Горелов.
— Сволочь…
Он усмехнулся.
— Смешно? — вскинулась Лера. — Ты тоже в восторге от этой гадости, как остальные? Лайкнуть не забыл?
Горелов даже не разозлился. Он был по-прежнему спокоен и по-прежнему чего-то ждал.
— Я не в восторге. Тупой мерзкий ролик. Но тут другое интересно. Почему из-за него вся школа сходит с ума?
— Сто лайков — это еще не вся школа.
— Окей. Пусть не вся. Пока. Но все наши. Целый класс.
Над Гореловым по-прежнему не было ни удивления, ни негодования. Только ожидание. Как будто он думал, что Лера знает ответ.
— Допустим, сайт можно хакнуть, лайки накрутить. Но ты посмотри на него. — Он кивнул на Федора, который пересматривал ролик все с тем же выражением щенячьего восторга на широком лице. — Ему реально нравится. И всем остальным тоже.
Сайт можно хакнуть.
Точно.
И Войцеховская хакнула. Только не сайт. А людей.
Лера бежала по лестнице — не бежала, неслась. Врезалась в кого-то, пару малявок сшибла с ног. Вслед ей неслись возмущенные крики, ругань. Она не оборачивалась, не останавливалась, не извинялась. Она едва замечала, что творится вокруг.
Дура. Сто тысяч раз дура. Литвинова — пустяк, Войцеховская — вот главное чудовище. Вот кому хватит подлости поставить на колени всю школу. Мораль, уважение к личности — что там еще она говорила в своем чертовом ролике? — ничего для нее не значат. Войцеховская прочитала дневник. Она может то же самое, что и они с Литвиновой. Менять эмоции, направлять мысли. Феноменальная идиотка… Даже после драки с Литвиновой не вспомнила про Войцеховскую. Да про нее надо было думать сразу, как только увидела нити в первый раз!
Скрежеща зубами, Лера прыгала через две ступеньки. Понятно, почему. Она была так занята своими новыми волшебными возможностями, что башка полностью отключилась. Валерия Смирнова, повелительница эмоций! Еще и правила себе выдумала, курица несчастная. Любовь не трогать, чужую волю уважать. Вот бы посмеялась Войцеховская, если бы узнала. Для нее нет никаких правил. Только одно — собственная выгода.
Сегодня первой была литература. Дверь в кабинет была открыта, значит, Ларисы там еще не было. Она всегда закрывала за собой дверь. Задыхаясь, Лера влетела в класс. Зацепилась карманом кофты за дверную ручку, краешком сознания отметила характерный треск. Плевать. Тяжелый рюкзак давил на плечи, мешал. Его надо было бросить в раздевалке с Германом. Но у нее не было лишней секунды даже для такого простого действия. Нужно было что-то предпринять, и как можно скорее.
Лера остановилась в дверях, жадно глотая воздух ртом. В классе было потрясающе красиво. Все пространство искрилось обожанием и восхищением. Одноклассники — их было много, наверное, весь класс — сидели за партами и что-то делали в своих телефонах. Что делали? Одно и то же. Лайкали, репостили, писали комменты, смотрели снова и снова дурацкое видео Мюмлы, накручивая число просмотров.
Войцеховская хорошо знала, чего хочет.
Она сидела на Ларисином столе, сложив по-турецки ноги в грязных гриндерсах. Ее руки — настоящие — были широко расставлены, в правой она держала длинный карандаш и размахивала им словно дирижер. Этим хаотичным, издевательским движениям подчинялась невидимая сила, извлекавшая из ребят восхищение до последней крупицы. Никто из них не стал бы голосовать за ролик по доброй воле. Он унижал не только Германа, не только учителей. Он унижал их всех. Но доброй воли не осталось ни у кого. Мечта Войцеховской — повелевать всеми, а не группкой уродов — сбывалась на глазах.
Но это ненадолго.
Стоя у входной двери, Лера потянулась к Войцеховской. Не руками, а руками, нетерпеливо расталкивая розовые и красные нити. Схватила ее крепко за тонкое призрачное запястье и сжала так, что реальная косточка хрупнула бы. Но здесь не было косточки, а был дым, туман, призрак, что-то, что не могло существовать.