— Приходил уже Несмеянко, — буркнула тетка. — Ушли дружинники из Киева, дня четыре как ушли. Забегал Несмеянко проститься, да поздно было и не стала я тебя тревожить.
Чуя вину свою, Добрава Милодаре в лицо не смотрела, но если хоть на миг оторвала б она глаза от дощатого пола и взглянула бы на племянницу, то испугалась бы до смерти. Побелела Милодара страшно, стала цвета полотняной рубашки, которую расшивали ее ловкие пальцы. Посинели губы алые, ввалились глаза, потемнели.
— Все ушли? — прохрипела Милодара.
— Все, все, — закивала Добрава, радуясь тому, что племянница не кричит, не плачет. — Несмеянко ушел. Милица бегала на городские ворота и рассказывала, что он скакал прямо за воеводиным сыном…
— Горислав ушел, — выдохнула Милодара чуть слышно. Только пламя свечки качнулось от ее слов.
— Что? — не расслышала тетка. — О чем ты толкуешь?
— Жаль, что с братом не попрощалась, — через силу проговорила Милодара. — Но ничего, не навечно ушли они. Вернется когда-нибудь он из похода, войдет в нашу избу, поклонится…
— Ох, не знаю, вернется ли, — покачала головой Добрава. — Отряд Остромира не дань собрать должен, а с вятичами навеки поселиться, чтобы править ими. Несмеянко слыхал, хочет князюшка всемудрый владения свои укрепить, вот и послал верных людей на север. Но о чем князюшка наш мыслит, не нашего ума дело. Может, когда и вернется Несмеянко. Может, и нет.
Невыносимая боль стиснула грудь Милодары. Пламя свечки заплясало, засеребрилось перед глазами. Повеяло на нее странным запахом… Все вокруг потемнело…
— Милодара! Девочка, да что ты? — завизжала тетка, но Милодара этого уже не слышала.
Вскочила Добрава на ноги и с ужасом смотрела на тело племянницы, распростертое на полу.
Свадьба не то чтоб недалеко была, а уж на порог взошла да в сенях показалась. Давно обо всем было сговорено промеж Ходоты и дядьки с теткой, и о приданом хорошем речь шла, и о красоте и покорности невесты. Сама Милодара к жениху не выходила, обычай не позволял, и только слушала, как тетка Добрава восхваляет мудрость и зажиточность Ходоты. Иной бы и позарился на обильное приданое, что давал за Милодарой кузнец Силан, восхитился утварью домашней, холстинами без счету, сундуками затейливыми, собственноручно старым кузнецом коваными, подушками пуховыми да одеялами беличьими.
Да только втрое больше было всякого добра у Ходоты, и будь живы его мать да отец, непременно воспротивились бы, чтоб сын этакую бесприданницу в дом вводил.
Но никто не стоял над Ходотой, никто не противился его выбору. Приготавливал он в доме палаты для будущей жены, каменья самоцветые в шкатулки складывал, шубы куньи да лисьи выбирал. Все представлял себе, как заиграет необычайная красота Милодары, когда она хозяйкой войдет в его богатые хоромы.
Гордым соколом прогуливался Ходота по лавкам с товарами, нетерпение еле сдерживал. Когда ж лебедушка белая наконец на постель к нему взойдет, ночи его длинные, мучительные скрасит?
Тяжко спалось Ходоте в последние ночки неженатые. Засыпал с трудом, просыпался без причины, затемно, а в промежутке грезилось ему нехорошее. Будто плачут где-то женщины, громко, надрывно, как близкого и любимого оплакивают. Плачут рядом, так что сердце от муки разрывается, но разглядеть их нельзя. Кругом все черным-черно, дымно так, что аж горло дерет, и бродит Ходота словно старик безглазый, тыкается в чаду, чтоб найти тех, кто плачет, а найти никак не получается.
Это все оттого, что непомерно долго один живу, толковал свои сны Ходота. Истосковался по хозяюшке, по деткам, по радостям домашним. По ком стонут плакательщицы? Да по жизни моей бесплодной, бесталанной… До седого волоса в бороде дожил, а главного постичь не сумел. Не в закромах счастье, и не в сундуках, добром набитых, а тепле и благости домашнего очага, что дарует его созидательница и охранительница женщина.
В день свадьбы набежало-наехало к кузнецу Силану столько народу, что не протолкнуться было в горницах. Подружки веселые прискакали, сестрицы мужние собрались. Только и слышны были песни звонкие да хохот девичий, заливистый. Каждой лестно побыть в доме с невестой, за рукавчик пышный на счастье подержаться, поясками расшитыми полюбоваться. Всем ведомо, что ежели увидишь первой невесту в полном свадебном облачении, то скорехонько замуж выскочишь. И потому толпились хохотушки у дверей горницы, где одевали Милодару, и толкали друг друга острыми локотками, гадая, как далеко поезд жениховский и кто с ним дружками приедет.
Длинную белую рубаху с голубыми и красными полосками на рукавах разложили на лавке перед Милодарой, сарафан красный, весенними цветами по подолу вышитый. Тетка Добрава известная мастерица, сама корпела над свадебным нарядом племянницы, глаза по вечерам портила. На деревянном блюде поблескивали серебряные монетки, нанизанные в ряд. Обовьют мониста лилейную шейку невесты и будут позвякивать при каждом ее шаге, смущая безусых отроков.