Сама не своя от волнения металась тетка Добрава по горнице. Все ли успели, все ли сделали? Сраму потом не оберешься перед добрыми соседями, если что не так пойдет. Ходота простит, не заметит, а кумушки длинноязыкие все косточки перемоют, коли хмельного меда кому не хватит или курник мал покажется. Скажут, не выдала Добрава достойно племянницу замуж, а с рук спихнула. А кто как не она Милодаре мать родную заменила и в лепешку расшибиться для нее готова? Все чин-чином на ее свадьбе будет, гостям на погляд, подружкам на зависть. Только сама невестушка очнулась бы, показала б глазки свои ясные, поплакала бы для приличия… Так нет же, стоит как каменная, лицо тусклое, безжизненное, по родному дому не убивается, по девичьей жизни вольготной не сокрушается. Непристойно девке так себя вести. Белава с Веселинкой все глаза себе проплакали, с матушкой да батюшкой расставаючись, у этой же ни одна ресничка не дрогнет.
Неспокойно было на душе у Добравы. Сейчас тиха Милодара. Не дерзит, не прекословит. Ручки для рубашки послушно подымает, под гребенку головку подставляет. Хорошо оно хорошо, но лишь бы штуку какую потом не выкинула, когда жених с дружками подъедет да венчаться повезет. Опозорит на весь город, и глазом не моргнет.
Но напрасно волновалась тетка Добрава. Знала Милодара, что не сбежать ей ни по дороге в церковь, ни на пиру. Когда подкатил Ходота с дружками к воротам, сидела Милодара, причесанная и снаряженная, на лавке, крытой куньими шубами. По обе стороны сидели сестрицы, у каждой в руках по блюду, завязанному платками вниз. Милодара лишь мельком глянула, что на Белавином блюде. Две ложки да краюха хлеба. На руки Веселинки она и смотреть не стала. Без разницы, без радости, как ее мужу продавать будут, что с него требовать. Быстрей бы закончилось все. Силушки нет терпеть.
А терпеть приходилось многое. Шутки-прибаутки, тетка Добрава, сидит важная, краснощекая… дядька от гордости лопается… свечки зажженные, что горят и не гаснут, глаза Ходоты, ополоумевшего от счастья, хмель и зерно, сыплющиеся с небес, крики гостей… Ничего не видела Милодара. Куда ее ведут, зачем, кто держит ее за руку… В церкви темно, ладан в золотых курильницах возносится к небу, и голове от него тяжело и больно становится…
Смутно слышала Милодара, как на их с Ходотой союз легло божье благословение. Вывели ее из церкви, посадили в свадебный поезд мужу под бочок и повезли пировать. На подходе к хоромам дернул Милодару кто-то за рукав, и она пошатнулась, чуть не упала, но Ходота крепко прижал ее к себе, так что дышать трудно стало, и удержал. На миг крошечный заглянула она в его глаза и сама испугалась ненависти, что вспыхнула над нею. А вместе с ненавистью всколыхнулась и сила. Давно не чуяла ее Милодара, с тех самых пор, когда узнала, что уехал ее ненаглядный Горислав к диким вятичам. Думала, что не почувствует больше, как наливаются тяжестью кончики пальцев, как сочится сквозь них сила, перед которой не устоять ни зверю, ни человеку. Нет и не может быть для нее страха… Те должны бояться, кто идет наперекор ее воле…
Шумно и весело было на пиру. Кубки никогда не пустели, потому что слуги выносили из бездонных кладовых Ходоты все новые и новые бочонки браги. Молодых осыпали непристойными шутками, от которых краснели даже замужние тетки, но на бледном лице Милодары не заалело и крошечного пятнышка. Ходота голодными глазами взирал на жареную курицу перед собой. Милодара ощущала его голод и смятение. Есть пока было нельзя, и не разберешь, чего сильнее хотелось молодому мужу — уединиться в палатах с красавицей женой или вгрызться в сочный куриный бок.
Милодара была неголодна, и нетерпение Ходоты ее забавляло. Сила вызревала в ней, даруя сладостное долгожданное ощущение власти. Она знала, что не оплошает, и потому потешалась над Ходотой, который торопил время, приближаясь, неведомо для себя, к роковому…
На свадебный стол выставили курник, и промеж гостей зашептали, что молодая жена захотела спать. Ходота встал, Милодара поднялась вслед за ним, и под напутственные крики они чинно направились к двери. В клети, что была специально пристроена к дому, ждало их брачное ложе, приготовленное умелыми руками свахи Огняны. Стелила Огняна на пол снопы, сверху клала одеяло с периной, покрывала все шкурками проворных куниц, чтоб сладко спалось молодым и чтоб принесла жена в положенный срок крепких здоровеньких ребятишек.