Отчаяние. Везде. В сердце, в глазах, в голосе. Отчаяние давило на них бетонной плитой. Если она права — а она права, ведь Горелов молчит, и только грусть идет от него, только сочувствие — то спасения нет. Хозяйке нужно то, что стало их частью. Она выследит их, выпотрошит, раздерет на куски. Вернет свое. Как она это делает? Нож… когти… зубы… Что есть у призрачного монстра, чтобы забрать свое? Очень скоро они узнают.
Волосы ползут прочь от оторванной головы.
Светлые волосы Войцеховской.
Каштановые — Литвиновой.
Русые волосы.
Лерины.
Литвинова опустилась в снег там, где стояла. Войцеховская не шевелилась. Только злые слезы катились по щекам.
— С ней можно…
Лера закашлялась, пытаясь найти нужные слова. Они были совсем рядом, но как их найти…
— Что?
— Как-то справиться? Есть хоть какой-нибудь способ?
— Никто не смог.
Горелов смотрел Лере прямо в глаза, и только поэтому она еще не заревела, не закричала, не рассыпалась на кусочки. Она держалась — лишь потому, что он держал ее.
— Но до сих пор не разу не было трех Повелительниц сразу…
Войцеховская встрепенулась.
— И что?
— Есть шанс…
— Тимур, дурак! — Литвинова с нервным смехом вскочила на ноги. — Почему ты сразу не сказал?!
— Это очень маленький шанс. Вместе вы можете попробовать заманить Хозяйку в ловушку и уничтожить ее. Тогда вам больше ничего не будет угрожать. В одиночку с таким не справиться, но вас трое. Поэтому есть надежда…
— Так-так, тормозни, Горелов, — прищурилась Войцеховская. — Хочешь сказать, что мы должны сразиться с этой штукой и победить ее? Убить?
— Типа того.
— Должны убить жуткого монстра, который вонтам разодрал на куски взрослую тетку?
— Я не говорю про убить. Я говорю, что ее можно поймать в ловушку…
— ДА ОДИН ЧЕРТ! Горелов, я близко не подойду к этой штуке, ясно тебе??? Эти дуры могут делать, что хотят, но с меня хватит! Я жить хочу. Долго и счастливо. Я сегодня же соберу вещички и свалю к тетке! Она у меня в Питере живет. В Питере эта тварь меня не найдет!
— Логично, Тим, — быстро сказала Литвинова. — Зачем кого-то убивать, если можно уехать? Я тоже могу. Мама давно предлагает мне школу в Англии. Смирнова, а ты? Сможешь куда-нибудь уехать?
— Я не знаю…
— Она найдет вас, где угодно.
— Не смеши меня! — заорала Войцеховская. — У нее что, встроенный джипиэс трекер? Откуда она узнает, где мы?
— Ей не нужен джипиэс. Вы сами себя выдадите. Каждый раз, когда вы будете менять эмоции, она будет вас видеть. Чем сильней будет изменение, тем ярче вы для нее будете сиять. А когда она вас засечет, то легко доедет хоть до Лондона, хоть до Питера. Хоть до Лимпопо. Единственный способ спастись — это победить ее.
Но это не могло быть единственным способом. Должно было быть что-то еще.
— Она нас чувствует только, когда мы меняем эмоции? — медленно спросила Лера. — Значит, если мы ничего не будем менять, она нас не найдет? Если мы совсем ничего не будем делать… Если будем жить так, как раньше, до этого чертового дневника? Она просто не сможет нас увидеть?
— СМИРНОВА, ТЫ ГЕНИЙ!
Войцеховская налетела на Леру, обхватила за голову, сбила шапку.
— Я всегда знала, ты только притворяешься идиоткой!
— Тим… Так можно? — Литвинова по-прежнему не выпускала руку Горелова. — Мы будем для нее как обычные люди. И нам не придется никуда уезжать.
— Ну я то не против свалить из этой дыры, — захохотала Войцеховская.
— Вы не сможете, девчонки. Не сможете жить так, как раньше. Вы изменились. У вас не получится!
— У нас не получится убить монстра!
Лера поправила шапку, встала.
— Ты кем нас вообще считаешь, Горелов? Ангелами Чарли? Охотниками за привидениями? Меня выворачивает наизнанку, как только я подумаю про ту квартиру!
— Я согласна, — закивала Литвинова. — Мы потеряли дневник, и слава Богу. Забудем вообще обо всем. Будем жить, как раньше. Никаких нечестных лайков…
Она посмотрела на Войцеховскую.
— Да все ясно. Только учти, Ксю… ты тоже к Чернецкому не лезь.
Литвинова покраснела, кивнула.
— Вы не сможете…
— Ты откуда знаешь, что мы сможем, а что нет? Ты ненавидишь Хозяйку из-за того… из-за своей мамы. Хочешь нашими руками отомстить? Извиняюсь, не интересно. Сам разбирайся.
— Ты дура, Войцеховская. Я хочу вам помочь.
— Пошел ты, Горелов! Чао.
Войцеховская подняла с земли свой рюкзак и зашагала к дороге.
— Надька права, Тим, — сказала Литвинова с сожалением. — Так будет проще всего. Мне очень жаль твою маму…