Выбрать главу

— Ох, как бы с дядькой не столкнулся, — покачала головой Добрава. — Быстро нашла Несмеянко? Не приключилось ли чего с тобой по дороге?

— На воеводином дворе отроки показали, где Несмеянко найти.

— Отроки? — насторожилась тетка. — Не обидели тебя?

Вспомнила Милодара нежные глаза Горислава и покраснела еще сильнее. Разве может такой обидеть?

— Никто не обижал меня, тетушка.

Вздохнула Добрава и отошла от племянницы. Поскорей бы замуж ее пристроить, пусть муж о ней печется да беспокоится! А ей на старости лет отдых от забот нужен.

Тетка подошла к иконам в углу, подлила маслица в лампадку.

— Ты помнить должна, Милодара, что главное в девице скромность и благоразумие, — глухо сказала она и перекрестилась. — Дурная молва скорехонько летит и навсегда погубить может. Злые языки грязью обольют, вовек не отмоешься.

Слушала тетку Милодара, покорно опустив голову, а в сердце ее ворочалась злоба.

— Тебе особенно осторожной надо быть. Ни одному жениху по нраву не придется, коли о тебе слушок пойдет. Ты и так пятном меченная, без отца рожденная…

— Не нужен мне никакой жених! — вспыхнула Милодара. — И разговоры мне такие не нужны!

Разъярилась Добрава, все Милодаре припомнила. И милость свою безмерную, что заставила сироток приютить. И терпение, с которым мирилась с ее выходками дикими и странными. И заботу, с которой растила красавицу, а не для кого-нибудь, а для самого купца Ходоты!

Плелись над теткой Добравой нити яркие, гневные, злобные. Как зачарованная смотрела Милодара и не могла ни слова вымолвить. И только когда вместе с именем Ходоты вспыхнула среди злобы гордость, поняла она, что говорит тетка не просто так, а о настоящем женихе, солидном, важном, для Добравы годном.

Своим гневом загорелась Милодара, своей ненавистью.

— Не бывать этой свадьбе! Не пойду я за Ходоту!

Тетка, понятное дело, разъярилась пуще прежнего, принялась допрашивать. Но Милодара сильнее сжимала губы и молчала. Решимость крепла в ней с каждым теткиным словом. Не бывать ненавистной свадьбе. Не будет она спать с Ходотой на пуховой перине, не будет есть сласти заморские и носить сапожки сафьяновые. Только один муж ей надобен, и искать его нужно не среди купеческих рядов, а в воеводиных хоромах!

Но Добраве о своей боли сердечной Милодара говорить не стала. Снова раскричится тетка и, чего доброго, посадит ее под замок. А ей свобода нужна, чтобы на Болота сбегать, с бабкой Зораной посоветоваться. Лишь ей она может открыться. Мудрой Зоране многое ведомо. Придумает бабка и для нее спасение.

Только-только первые петухи пропели, а Милодара уже выбежала из городских ворот. Беспробудно спит тетка под теплым одеялом и не чует, что племянницы дома нет, что мчится она словно ветерок весенний по холмам и овражкам к гибельным Болотам и не оглянется ни разу.

Бабка Зорана хлопотала по хозяйству, когда Милодара влетела в ее избушку. Веник березовый выпал из скрюченных бабкиных рук.

— Что стряслось с тобой, деточка?

Милодара лишь тяжело дышала. Присмотрелась бабка к ней повнимательнее. Глаза пылают будто факелы во тьме кромешной, а щеки бледно-мраморные, как и не бежала она вовсе. Ойкнула Зорана, схватилась за сердце. Не это ли чудилось ей давным-давно, не об этом ли она тревожилась-печалилась? Любовью полыхала Милодара, но не нежной девичьей, с которой по приказу родительскому можно легко справиться, а огненно-обжигающей любовью, в которой и души бесследно сгорают, и целые города. Страшной любовью, мятущейся, бесконечной…

— А то и случилось, что меня замуж выдают за нелюбого, да только не пойду я за Ходоту! — воскликнула Милодара. — И никто меня не заставит!

— Погубишь ты себя, девка.

Потемнели светлые глаза Милодары.

— Ты ничего не знаешь, Зорана. Я… его видела. И другой мне не нужен.

Иного ждала Милодара. Верила, обрадуется Зорана, примется расспрашивать про Горислава, про встречу их нежданную. Научит, как покорить его, расскажет, что за нити цветные ей привиделись.

Но хмурилась Зорана, а не радовалась, ворчала, а не расспрашивала. И колыхался над ней плотный кокон страха и неодобрения.

— Его ты видела… и голову уже потеряла. Торопишься, деточка. А коли ты ему не надобна, что делать будешь?

— На то у меня умение от тебя есть, — улыбнулась Милодара. — Отварчик для него такой приготовлю, что без меня ему жизнь чернее черного покажется.

— Не всякого приворожить можно, к иному ключик не подберешь. — Бабка тяжело опустилась на скобленную деревянную скамью. — Кто ж он таков, молодец твой?

— Горислав, сын воеводы Остромира. Знаешь такого?

Помолчала бабка.

— Слыхивала имя это. Прибегали ко мне девицы, рассказывали о нем, тоже о любви толковали, плакались.

— Кто? — посуровела Милодара.

— Не беспокойся о них. Своя судьба у сына Остромирова, особая. Ее колдовским отваром не изменишь, ворожбой не возьмешь. Никому это не под силу, а не только мне.

— Особая судьба, — повторила Милодара, — с моей связана.

— Этого я не говорила. Ты со своей судьбой еще не определилась, сама сейчас на распутье стоишь. Куда тебе чужими судьбами ведать. О себе подумай лучше. Вся жизнь твоя в один день решиться может.

— А что меня ждет?

— Неужто сама не видишь? Жизнь с Ходотой покойная и сытая…

— Нет.

— С мужем ласковым, внимательным, мудрым…

— Нет!

— Или тропы горькие неизведанные, до тебя никем неисхоженные.

— С ним? С Гориславом?

— С ним ли, одной ли… тяжко тебе будет.

— С Ходотой не лучше!

— Боюсь я, что погубишь ты себя, Милодара, — вздохнула бабка. — Как против воли теткиной пойдешь?

Словно на блюдечке развернулись перед Милодарой потаенные бабкины мысли. Вот к чему ведет Зорана. Тетку Добраву боится, потому и несчастья предрекает.

— Ты с теткой Добравой одну песню поешь, осторожную да смиренную, а я знаю, что все будет по-моему!

— Зачем же тогда прибежала ко мне? Раз сама все знаешь…

Вспыхнула Милодара, словно небо перед грозой.

— Спасибо тебе, Зорана, многому научила меня. Да только не приду больше к тебе за советом. — Поклонилась Милодара низко, в пол, но благодарности и уважения мало было в ее поклоне. — Больше мне от тебя ничего не надобно. Сама буду решать, как мне дальше жить. Не ты и не тетка Добрава.

— Я добра тебе желаю, — устало сказала Зорана. — Но держать тебя не смею. Ступай с миром. И берегись.

Усмехнулась Милодара недобро.

— Некого мне здесь бояться, бабушка.

Вышла она из избушки, только дверь старая скрипнула ей вслед.

— Себя, берегись, себя, — прошептала бабка, когда Милодары и след простыл.

От избушки Зораны пошла Милодара не привычной короткой тропкой, а дальней дорогой, через весь лес. Птички озорно щебетали в ветвях, утреннее солнышко ласково припекало голову сквозь листву, тронутую осенним багрянцем. Скоро мягкий ковер из листьев устелет землю, а небо затянут снежные тучи, но пока еще царило благодатное тепло, и Милодара полной грудью вдыхала воздух, напоенный ароматами спелых плодов и прогретой земли.

Вот какой бабка оказалась. Пугливой. Трусливой. Бессильной. Всемогущие боги даровали ей знание, но не дали мужества этим знанием воспользоваться. Она, Милодара, не такая. Она сильнее. Хорошо, что не успела рассказать бабке про цветные ниточки. Сама разберется, сама научится.

Как чудесно в лесу, как покойно. Каждая кочка ей тут знакома, каждый кустик. Вон в той роще, скрытый надежно от любопытных глаз, бежит ручеек с незамутненной водой, и можно рассмотреть все камешки на его дне. Сладко напиться холодной воды в жаркий день и посидеть в тени раскидистого дуба, слушая журчание ручья.

Раздвинув ветви орешника, что пригибался к земле под тяжестью созревших гроздьев, Милодара спустилась с маленького пригорка к ручью и зачерпнула пригоршню воды. Зорана рассказывала, что в каждом ручье и озере есть дух — водяной, который ревностно стережет свои владения и обижает неосторожных запоздалых путников. Но Милодаре думалось, что в этом лесном ручейке должен жить не коварный старичок с белоснежной бородой из брызг, а печальная дева с глазами как жемчуг и тугими косами до пят. В лунные ночи, когда мир застывает в сонной неподвижности, выходит она на поверхность и танцует свой призрачный танец, а на воде от прикосновения ее невесомых ножек расходятся крошечные круги…