— Они вчера убежали с урока и соврали учителю! — вмешалась математичка. — Их необходимо наказать!
— Ну-ну, Ирина Ивановна, не будем портить сегодняшний замечательный праздник, — проговорил Дима с елейной улыбочкой.
Литвинова закатила глаза, Войцеховская притворилась, что ее рвет. Тимур взял Леру за руку.
Вдруг лампы в коридоре мигнули. На секунду стало абсолютно темно.
— Это еще что такое? — Дима задрал голову к потолку, как будто там кто-то мог дать ему ответ.
— Проводка барахлит.
— Этого еще не хватало!
Но Лера не думала о проводке. Она смотрела в окно. Только что на улице было светло. Яркий солнечный свет отражался в сугробах, бил в окна, слепил, высвечивал пыль, скопившуюся в щелях, на полу, выщербинки в стенах. Но сейчас за окном творился ад. Снежная буря — и когда только собрались тучи — ледяные вихри в кромешной мгле.
Что-то было не так. Что-то определенно было не так.
— Господи, на улице то что, посмотрите…
— Обещали хорошую погоду…
— Я только что ехала, все было нормально…
— Как до нас гости будут добираться…
Взрослые столпились у окон. У окон столпились дети. Стало заметно холоднее. От порывов ветра позвякивали стекла. Потрескивали полы. Краска на стенах. Звуки были тихие, еле слышные. Но их было достаточно, чтобы мелкие крапинки паники росли, набухали, соединялись в громадный пузырь. На этот раз у паники был запах. Она пахла свежеразрытой землей, кровью, растерзанной гниющей плотью.
— БЕЖИМ! — закричал Тимур и дернул Леру за руку. — ИЗ ШКОЛЫ!
И тут свет погас совсем.
Крики, топот, визг, плач. Рев Димы, пытающегося перекрыть шум.
— ТИХО! ВСЕ ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТАХ! СЕЙЧАС СВЕТ ВКЛЮЧАТ!
В кромешном мраке паника множилась, опутывала щупальцами всех, и маленьких, и больших, и спокойных, и тревожных. Диму никто не слушал. Тимур тянул Леру за собой, и больше всего на свете она сейчас боялась, что он выпустит ее руку. Они натыкались на кого-то, кто-то натыкался на них. Лере наступили на ногу, ударили локтем в спину. Но все это было неважно. Главное, не отцепится, не потерять Тимура в темноте.
— НАДЯ! КСЮ!
Он кричал, но не было никакой гарантии, что они слышат его.
— Лестница!
Но было поздно, Лера оступилась полетела вперед, врезалась во что-то мягкое. Руки крепко обхватили ее за талию, голос Тимура прошептал:
— Скорей. Уходим.
Лере не нужно было спрашивать, почему. Запах, навязчивый, липкий, сладковато-кислый запах из квартиры Коржиной заполнял ноздри, бежал вместе с Лерой. По ступенькам, по коридору, снова по ступенькам. Какой это был этаж? Третий, второй, первый? Где был выход?
Лера не видела ничего. Все силы уходили только на то, чтобы держаться на ногах и цепляться за Тимура. Чтобы не уступать панике, которая душила, приказывала забиться в угол, закрыть уши руками и дрожать-дрожать-дрожать в ожидании неизбежного конца.
Они выбежали куда-то, и по гулкому эхо по плитке от их шагов, Лера поняла, что они на первом этаже. Здесь было намного тише.
— ГОРЕЛОВ!!!
Вопль Войцеховской донесся откуда-то спереди. Схватившись за руки, они побежали на голос.
Литвинова и Войцеховская сидели на подоконнике дальше по коридору. У них был свет — слабенький огонек зажигалки в руках Войцеховской.
Телефон! Как же она сразу не сообразила. Лера остановилась, вытащила из кармана телефон.
— В телефоне же есть фонарик…
Она нажала на кнопку, провела по экрану привычным жестом разблокировки. Ничего не случилось.
— Телефоны не работают, — сказала Литвинова. — Ничего не работает.
— Только зажигалка, — хмыкнула Войцеховская. — А еще говорят, курить вредно.
— Но почему телефоны не работают?
— Чего почему? Какая-нибудь вышка повредилась из-за бури, наверное.
— Так телефон не просто сеть не ловит. Он полностью разрядился. А с утра у меня была полная батарейка…
— Черт, ну откуда я знаю!
— Похоже, концерт по случаю юбилея школы отменяется, — сказала Литвинова.
— Поэтому предлагаю всем пойти домой, — подхватила Войцеховская. — У нас завтра трудный день-
— Тимур! — позвала Лера.
Он стоял чуть в отдалении, за пределами маленького круга света от зажигалки. Его голова была повернута, как будто совсем не слушал их, а прислушивался к чему-то там, во мраке.
Лера тоже прислушалась. Ничего. Абсолютная тишина. Даже странно. В школе было полно людей, но в этом коридоре не было никого.
— Мы вообще где, кто-нибудь знает?
Войцеховская подняла зажигалку повыше. Как сильно темнота меняла все. Снежное чудовище бьется в окна, изогнутые тени на полу, черный причудливый полукруг на стене…
— Я знаю, — сказала Лера. — Это коридор у тридцать седьмого кабинета. Видите арку?
Тридцать седьмой. Кабинет, с которого все началось. И которым все закончится.
Сегодня я умру.
Объяснение, единственно верное, наконец обрело форму.
— Это Хозяйка, — сказала Лера тихо. — Да, Тимур? Она идет за нами?
— Не может быть! Мы ее не вызывали! Мы ничего не делали!
— Тише ты, — цыкнула Литвинова. — Слушайте!
Цок-цок-цок-цок.
По коридору кто-то шел. Уверенные шаги, все громче и громче, все ближе и ближе. Они не шевелились. Страх зачаровал их, превратил в статуи. Войцеховская сидит на подоконнике, Литвинова стоит рядом. Тимур на середине коридора, Лера связующее звено между ними. Все четверо смотрят туда, откуда доносятся шаги. И только огонек зажигалки пляшет как живой.
— Есть здесь кто? — раздался осторожный женский голос. — О, ребята, у вас свет! Как здорово…
От голоса, настоящего, человеческого, теплого голоса Тамариной все жилочки в теле Леры резко ослабли. Она пошатнулась, улыбнулась. Она бросилась бы Тамариной на шею, если бы хватило наглости. Надо же было так перепугаться. Все темнота виновата. Это она превратила их в дрожащих кроликов, сходящих с ума от страха.
— Александра Даниловна! — Голос Литвиновой дрожал от счастья и облегчения. — Что там слышно? Скоро включат свет?
— Не знаю. У них там какой-то коллапс случился. Телефоны не работают, связаться ни с кем невозможно. Но вы не переживайте. МЧС наверняка уже работает. Они нас вытащат.
— Домой надо идти. — Войцеховская соскочила с подоконника. — Пока газ в зажигалке не кончился.
— Как ты домой пойдешь? Там не пройти — не проехать. Бедная моя машинка, ее, наверное, всю завалило. — Тамарина подошла к окну, прислонилась лицом к стеклу. — Вообще ничего не видно. Безопаснее всего сидеть здесь.
— Нет.
Говорил Тимур, но Лера не узнала его голос. Это был чужой голос. Мрачный, пугающий, безаппеляционный.
— Простите, молодой человек, что «нет»? — Тамарина повернулась к ним.
— Здесь не безопасно.
— Тим, ты чего… — пробрмотала Литвинова.
Лицо Тимура застыло маской. Только глаза горели — светлые как вода, сейчас, в полумраке, они казались черными. Они горели ненавистью. Лера потянулась, чтобы дотронуться до него, и тут же отдернула руку. Такого Тимура она не знала.
— Я понимаю, вам страшно, ребята, — сказала Тамарина с тревогой. — Но в любых обстоятельствах главное — сохранять спокойствие.
Лера повернулась к Тамариной. Как здорово, что она их нашла. Что бы ни происходило с Тимуром, пока с ними Александра Даниловна, им ничего не может угрожать.
Тамарина сочувственно улыбнулась, поймала взгляд Леры, подмигнула.
И внутренности Леры ухнули в черную пропасть, пропасть без дна, без воздуха, без надежды.
Потому что глаза Тамариной были сплошь серебряные.
Глава 14
Войцеховская и Литвинова вдруг попятились. Должно быть, они тоже заглянули Тамариной в глаза. Зажигалка выпала из рук Войцеховской, но она больше была не нужна. На улице все так же бушевала непроглядная тьма, в школе по-прежнему не было света, но все было видно. Страх, ярость, шок и паника освещали коридор не хуже прожекторов.