К обеду (а в моем случае завтраку) пришел Джастин. Ему были очень рады. Памятуя о доброжелательном характере Шона, я поначалу отнеслась к визиту его брата с вполне обоснованными опасениями, но надеялась, что он, как и старший из Картеров, знает русский. Я просчиталась в обоих вариантах. Джастин оказался приятным улыбчивым шатеном, а русский язык он не знал совершенно. Они предложили мне посмотреть фильм. На английском. А потому я подрядилась помогать Алине на кухне. Мы с ней в практически полном молчании стали готовить. Тогда-то я и поняла, что отношения с австралийскими родственниками Алекса у меня тоже не сложатся. Это меня еще сильнее расстроило, и я взяла фотоаппарат и карту и пошла фотографировать Сидней. Правда еще до того, как переступила порог, Джастин вдруг вспомнил, что Шон мне передал письмо. Написано было по-русски, но таким почерком, что смысл я поняла не сразу. А значилось в нем:
«Сегодня звонил Алекс, спрашивал как у тебя дела. Перезвони ему сама, я понятия не имею, что ему ответить, пришлось сказать, что все в порядке. Это во-первых. Во-вторых, здесь все мои координаты, можешь заехать либо после восьми часов вечера, либо завтра днем. И купи себе телефон. Шон».
Откровенно говоря, я не была уверена, что успею к Шону. Потому что мне нужно много где побывать. Маршрут был проложен маркером прямо на карте. Аня и Джастин предложили меня сопроводить, но я отказалась. Они тоже не стали сопротивляться, что делать с девушкой, которая даже поддержать разговор не в состоянии? А я подозревала, что не смогу скрыть свое отношение к городу. Я начинала понимать ненависть Лизы к Лондону. Одно дело поехать самостоятельно, другое дело, когда тебя приговаривают к заключению.
Однако, как выяснилось, местные достопримечательности меня не манили, и потому я решила доехать до Шона в тот же день. Как оказалось, он жил на самой окраине города. Дом Шона был меньше, чем у Ани и Алины. Он явно жил один. Пока я осматривала улицу, пригласивший меня субъект показался на пороге. Я не представляла в каком месте может жить такой человек, как Картер, но, как выяснилось, свой угол он любил. Вещи, заполнявшие пространство, принадлежавшее этому человеку, были дорогими, неброскими и явно не лишними.
Когда мы расположились в гостиной, он поставил на столик чашку кофе, а мне не предложил, и я заскучала по русскому гостеприимству. Вопросов как у меня дела, как мне страна, как отношения с Алиной и всех прочих несущественных глупостей не последовало. Шон положил передо мной листок бумаги и сухо сказал:
— Твое расписание. — И пусть это было сугубо профессионально, даже грубовато, я была счастлива просто слышать родную речь. Я была готова умолять Шона не выгонять меня так сразу, просто чтобы была возможность с кем-то поговорить. Плевать даже на какую тему. Я чувствовала себя изгоем, я цеплялась за этот подарок судьбы. — Как у тебя с английский?
— Сдается мне, никак, — вздохнула я.
— Тогда сиди и учи. Я завтра приеду к Алине и попытаюсь понять, сколько ты знаешь в программировании.
Поясню в чем тут фишка: когда я поступала в университет, я не собиралась становиться лучшей. Я вообще плохо представляла, что делаю и на что подписываюсь. Но если бы я призналась в этом Шону Картеру, думаю, он бы прикопал меня под ближайшим сиднейским кустом. И Алекса рядышком. Потому что он уже тогда относился к привилегированной когорте программистов. Так называемых Бабочек Монацелли. То были хакеры, которые совершали перелет к месту назначения, выполняли «требования заказчика» и возвращались к себе. Именно за эти «порхания» их и прозвали бабочками. Бабочками, над которыми стоял человек по имени Манфред Монацелли. Ну а теперь представьте как прошел наш с Шоном «обмен опытом».
Внезапно свалившееся на мою голову изобилие свободного времени стало исключительно благодатной почвой для двух вещей: самообразования и самокопания. Раньше у меня были тренировки, друзья, Алекс, в конце концов. Теперь у меня были только равнодушная Алина, гиперактивная Аня, рядом с которой я чувствовала себя какой-то замороженной, Шон с психологической плеткой и целая гора иноязычных учебников. Потому я учила английский, чуть-чуть, для себя, занималась гимнастикой, фотографией, однако больше всего времени уделяла именно программированию. Я поверила Шону: чтобы сдать ему экзамен придется вывернуться наизнанку. У него был некий талант уличать меня в малейшем невежестве. Иными словами, критикой я была завалена по самые уши.