Зина рассмеялась. Матвеев хмурился очень комично — сдвинув брови, приподняв губу, так, как хмурятся совсем маленькие дети. И она вдруг подумала, что следователь похож на мальчишку. На очень привлекательного мальчишку. И — что только придавало ему привлекательности — на мальчишку, который до конца готов стоять на своем.
Следственная группа прибыла ровно через час после того, как Крестовская подняла трубку телефона. Старик-вахтер бился в истерике, и она едва смогла его успокоить, отпоив сладким чаем и найденной в шкафу на кафедре валерьянкой.
— Арестуют… Вот как пить дать арестуют… — стонал несчастный старик безостановочно. — Как же… На вахте всю ночь… А он… в здание проник… Арестуют…
— А ну-ка спокойней! — в конце концов Зине надоело его утешать, и ей не оставалось ничего другого, кроме как прикрикнуть. — Надо во всем разобраться! Здесь и сейчас. А уж аресты потом.
— Арестуют… — продолжал вахтер. У него тряслись руки, а в глазах дрожали предательские старческие слезы, придававшие ему совсем уж беззащитный вид.
Крестовская прекрасно понимала, что он прав — его арестуют. Проникновение человека в запертое здание — это халатность на рабочем месте. И уголовная статья на этот случай существует. Ведь если проник — мог и украсть. Теоретически. Хотя и не украл, а только умер в аудитории. И неважно, что расплатой за такую халатность просто не может быть человеческая жизнь.
Зине было безумно жаль этого несчастного вахтера. Может, он и выпивал, может, и проспал всю ночь беззаботно, охраняя монолитные, смолкнувшие до утра корпуса института. Но он был старым. Слезы текли из его глаз. И у него тряслись руки — совсем как кроличьи лапы. А Крестовская не могла видеть, когда у человека трясутся руки: в этом была какая-то унизительная беспомощность — и для того, кто трясся так, и для того, кто видел это, но ничем не захотел или не мог помочь.
— Хорошо, — решилась Зина, — я знаю, что сказать: вы тут ни при чем. Была не была! Но только при одном условии.
— На все согласен, благодетельница вы моя! — не помня себя, запричитал старик, пытаясь стать на колени. К счастью, Зина вовремя успела его подхватить, испытывая какое-то странное чувство опустошенности пополам с омерзением.
— Все сделаю… Отработаю… И деньгами… — хрипел вахтер безостановочно.
— А ну хватит! — не выдержав, наконец рявкнула Зина. — Хватит унижаться, а то передумаю! Условие у меня очень простое.
— Какое же? — Старик, по всему было видно, пришел в себя.
— Рассказать мне всю правду! Понятно? Всю, как есть. То, что нельзя сказать в милиции, — Крестовская смотрела прямо ему в глаза.
— Вот те крест… Ой… — Вахтер, перепугавшись даже больше ареста вдруг выплывшего из памяти крестного знамения, которое он успел свершить, замолк.
— В котором часу заступили на дежурство? — наступала Зина.
— В семь… — очнувшись, заморгал старик, — в институте еще люди были. За последним закрыл дверь в 21.10. Вот, у меня в журнале записано…
— Двери на замок запер? Корпус проверял?
— Двери — да, на замок. А вот корпус мы никогда не проверяем.
— А пить когда стал? — строго посмотрела на него Зина.
— Ну… Около половины десятого первые пятьдесят налил… — не посмел соврать вахтер.
— Что пил? Сколько?
— «Столичную». Вот, купил в соседнем магазине, как на работу шел. — Старик, повинуясь, извлек из мусорного ведра бутылочку в 250 грамм.
— Всего-то? — изумилась Крестовская, понимая, что вахтер мог выпить намного больше.
— Мне нельзя, — объяснил он, словно оправдываясь. — Доктор запретил — сердце у меня больное. А это так, пустячок…
— Один пил?
— А с кем же? Никого здесь не было.
— Что произошло потом?
— Потом… — Старик быстро заморгал, преданно глядя в глаза Зине, — потом… не поверите, матушка-благодетельница вы моя… Как отрубился…
— В смысле? — Чего-то подобного она ожидала.
— Как вырубило! Ничего не помню! Даже вот как на койку лег! Лишь около шести утра очнулся! — Вахтер смотрел на Крестовскую как собака — преданно, ожидая ее ответа или решения.
С десяти вечера до шести утра отрубился от 250 грамм водки? Зине стало ясно, что его чем-то опоили. Скорей всего снотворным.
— Где крышка от бутылки? — строго спросила она, и вахтер, снова порывшись в мусорном ведре, отыскал-таки жестяную крышечку.
Зина стала внимательно рассматривать эту крышечку на свет и очень скоро обнаружила достаточно большую дырку — явно от толстой иглы шприца. Все понятно: в водку старику впрыснули снотворное.
— Вы выходили из своей каморки с семи до девяти часов? — обернулась она к вахтеру.