Точно сон пересказать не могу, но там были мои родители.
Очнулся от чувства, что кто-то пальцами раздвигает мой правый глаз. Вот и фонарик появился, святящий в него. От этого света глаза захотелось закрыть, но пальцы не давали. Передо мной все плывет, и, склонившуюся надо мной голову разглядеть не могу, вижу только контуры.
— Скажи что-нибудь, — прозвучал голос издалека.
«Где я?», — прозвучало лишь в моей голове, но, в чем уверен точно, губами пошевелил, чтобы сказать это.
Через некоторое время услышал:
— Сейчас нельзя. Он даже говорить не может. — Пауза. — Не волнуйтесь, его состояние стабильное.
И я опять уснул.
Проснулся я как после хорошего сна с пятницы на субботу.
Понадобилось несколько секунд вспомнить, как я оказался в больнице. Я потянулся и с радостной мыслью отметил, что силы начали ко мне возвращаться. Хотя не настолько, чтобы мог мешки с поезда разгружать — чувствовал я себя уставшим и немощным, но это все же лучше, чем ничего.
Я лежал в одиночной палате, а слева от меня у стенки (как же я сразу его не заметил) на стуле сидел пожилой мужчина в белом халате, читал какой-то журнал. Он был крупного телосложения, с короткими седыми волосами, точнее с остатками седых волос — почти всю его голову занимала лысина, — и козьей бородкой. Он сильно напоминал мне Джима Хэкмена.
— Где я?
Только спросил, как обнаружил, что видеть могу только правым глазом.
— Что это?! — я в панике схватился за левый глаз. На нем была повязка. — Вы вырезали мне глаз?!
— Успокойся, — спокойно ответил он, медленно складывая журнал. — Глаз удалось спасти. Как ты уже, наверное, понял, ты в больнице. И ты в хороших руках.
Врач встал и подошел ко мне.
— Не волнуйся, через месяц, а может и раньше, выйдешь отсюда, как ни в чем не бывало. — На его лице появилась улыбка. — Повязку с глаза дня через три уже снимем.
Я постарался привстать, но тут же очень больно стрельнуло в левом боку. Меня скрючило. И еще обнаружил, что на правой руке загипсованы два пальца.
— Тебе лучше лежать в покое, — он проверил пульс на моей руке.
Рядом с койкой установлен огромный агрегат, на котором высвечена целая куча всяких разных показателей. Уверен, что и пульс там тоже показан. А его этот жест с проверкой пульса на руке это лишь показуха заботы обо мне.
— У тебя два ребра сломаны, — продолжил он. — И внутренности отбиты, особенно досталось почкам. Глаз спасли, но при первом осмотре врач сказал, что придется удалять. Ну, и по мелочи хватает: ушибы, пара гематом, синяки. Как ты, наверное, уже сам обнаружил, пальцы на правой руке сломаны. И еще сотрясение мозга. Хорошо, что обнаружили не поздно. Не знаю, сколько ты там провалялся, но еще несколько часов, и ты умер бы.
Я посмотрел на свою грудь и ужаснулся — она была вся красно-синего цвета.
— Спасибо Вам, доктор.
В ответ он лишь улыбнулся.
Несколько секунд подождал, а затем продолжил:
— Скажите, а это нормально, что я весь дрожу?
— Да. Скорее всего, это от голода.
Понимая, что он собирается уйти, я все же спросил его:
— А мои родители? Они знают, что я здесь? Они видели, что со мной?
— Конечно, они знают, — он придвинул стул к койке и сел на него. — И как узнали, что ты здесь, так сразу подсуетились, чтобы ты лежал в одиночной палате и за тобой был особый уход. Если честно, не люблю я весь этот блат. Я главврач этой больницы, и все пациенты для меня одинаковы — нет особенных у меня пациентов, — а тут звонят из министерства и указательным тоном говорят, что ты вот такой вот важнее остальных. Не знаю, кто твой отец, а может и мать, но они мне уже не нравиться. А как сестра доложила, что твое состояние нормализовалось, я пришел навестить тебя, и сидел, ждал, пока проснешься.
— Родители уже приходили?
— Да, они были вчера, но их даже в палату не пустили. Сидели у двери с полудня и ждали, когда же ты оклемаешься. Или хоть каких новостей. И даже, как узнали, что здоровью твоему уже ничего не грозит, все равно остались и сидели тут до позднего вечера.
Мой взгляд устремился в потолок. Я пытался представить себе картину, когда родителей известили, что произошло с их сыном.
— А тебе лучше сейчас отдыхать. Я пойду, позвоню твоему отцу. Уверен, они сейчас тут же примчат, и тебе уж точно будет не отдыха.
Главврач в очередной раз улыбнулся, посмотрел на меня взглядом «Все будет хорошо» и удалился из палаты.