Идем пустым селом. Мария:
— Только музыка. Даже злость берет.
Вчера он поймал советскую станцию, только на немецком языке. Перечисляли фамилии многих генералов. Награждение, что ли?
* * *
Вспоминаю. Тодор Рудный — богомол и антисоветчик, только за год до войны в колхоз вступивший, — встретился неделю назад:
— Ну, газетки читаете? Що там нимец знов красных гонит? Кажуть, що тыщу километрив пройшов. Жинка казала одна.
Наша классовая схема в основном правильна. Им, кулакам, ничто родина, нация и все прочее. Для них нужна только собственность. За гектар земли продадут и Украину, и отца, и Германию — все.
Эту черту — непатриотичность собственников — заметил ясно еще Золя.
Они всегда таковы — знающие только одну верность: свою жажду наживать.
27 июля 1943 г.
Вечером в клуне у Л. Тишина. Я смотрю в щель двери. Пасмурно. Темно. Ветви качаются, будто кто-то идет. Шуршат лишь в соломе сзади невидимые совсем Л. и М. Только порой потрескивают контакты и регуляторы. Л. ловит.
Голос его слишком громок для тишины.
— Станций много, но тихо: не разберешь ничего. Вот, вот, сейчас...
Смотрю в щель, думаю, что мы плохие конспираторы, А он — особенно.
Предупреждаю.
— Да если кто подслеживать будет, я ему горло перегрызу.
Опять тихо. Вдруг почти крикнул:
— Шш-шш! «...Повернуть это оружие против...» Исчезло. Совсем четко было. Это не немцы. Это наши...
Пора домой. Больше не слышно ничего.
— Дайте, хоть шум послушаю.
В наушниках еле слышно играет музыка.
31 июля 1943 г.
Похоже, подбираются к нашему горлу.
Пять дней назад старуха спросила:
— Ты не чув? Тереня арестовали.
Терентий Яковлевич Бажатарник — седой, сдержанный, опрятный, бывший активист, занимавший в разное время посты председателя колхоза, председателя сельсовета, секретаря сельской партийной организации. Теперь был очень осторожен.
За ним приезжали на квартиру. Не застали. Молотил на колхозном току. Туда сообщили — скрылся. Полицай гонял — искал. На следующее утро арестовали. Он уже не скрывался.
Сказалась тревога и злость. Тревога за себя, за других. Злость, что сдался, как курица, и что ему никто не помог скрыться.
Мария:
— Господи, что ж Лука прошляпил. Надо было что-то сделать. Он такой беззащитный.
Слухи несколько выяснились. Арестуют всех партийных и комсомольцев. Кто-то видел: в Грушку гнали целую колонну. Из Каменной парень:
— Ничего нового. Только партийцев забирают.
Появилась жена полицая Фрая из района:
— Андрей так занят, так занят. Позавтракать некогда. Все коммунистов допрашивает. И сами признаются, что партийцы...
Я слушаю — улыбаюсь ей... Спасибо тебе, бабочка, за болтливость!
Постепенно становится ясно: арестуют и свозят весь прошлый актив района. Зачем? Для чего? Старик решает просто:
— Певно, зроблять то, що с евреями. Вот сейчас. Только организатора нема.
А я знаю, что многих нет. И больше всего меня бесит это тупое покорство. Хитрят. Выкручиваются. И довольно равнодушны: забрали Терентия, другого, третьего. Ну что ж — не меня!
Сопротивление? Но где оружие? В партизаны? Попробуй узнай, где они.
Этот вопрос сразу для всех и для меня. Сплю плохо. Марию отправили на ту сторону села: предупредить Л. о подготовке. Советую ему пока убраться в Умань.
Вернулась Мария. Выяснилось. Терентий сам сдался. Решил: «Если мены не заберут — значит, брата».
Столько надо передумать. От Терентия до меня недалеко. Чувствует и старик.
— Давай, старче, чарку. Выпьем, пока все вместе. Если вызовут — удирать. Куда? Искать партизан.
Пытался через М. И.{24} узнать о партизанах. Он увлечен пчелами. Плохо, когда человек становится пчеловодом. Условились только: если что — он посвидетельствует: знал меня в Киеве. Аполитичен, мол.
Наконец узнал: Терень здесь. Осунувшийся. Побледневший. Рассказывает: держали по камерам. Человек двадцать пять. Агрономы, председатели колхозов, директора и заместитель директора МТС.
«Ребята бывалые были. В случае чего всю бы полицию разнесли. Прислушивались: не бьют ли, не расстреливают».
Первый раз допрос в полиции. Коротко. Время и место рождения. Партийность. Где жил, какую должность занимал до войны. Где теперь, что делает.
Второй допрос такой же. Только у начальника жандармерии — немца. Переводчик там Генрих Фрай. Отпустить не хотели. Тот что-то шепнул немцу. Ночью разрешили домой.