— Передайте Питеру Уилмоту, что правописание у него чудовищное.
Всем этим летним людям Мисти Мария рассказывает, мол, плотники всегда оставляют надписи внутри стен. У каждого мужчины возникает все та же мысль — написать свое имя и дату, прежде чем запечатать стену гажей. Иногда оставляют сегодняшнюю газету. Есть традиция оставлять бутылку вина или пива. Кровельщики пишут на досках настила, прежде чем покрыть их рубероидом и гонтом. Строители пишут на толе, прежде чем покрыть его обшивной доской или штукатуркой. Свои имена и дату. Некую частичку себя, которую может обнаружить кто-то в будущем. Возможно, какую-то мысль. Мы здесь были. Мы это построили. Какое-то напоминание.
Зовите это обычаем, предрассудком или «фен шуй».
Что-то вроде милого домотканого бессмертия.
По истории живописи учат, что папа Пий V попросил Эль Греко зарисовать несколько обнаженных натур, выполненных Микеланджело на потолке Сикстинской Капеллы. Эль Греко согласился, но с условием, что ему позволят перерисовать весь потолок. Учат, что Эль Греко стал знаменит только благодаря астигматизму. Именно поэтому он искажал человеческие тела, — поскольку неправильно видел, вытягивал руки и ноги, и прославился благодаря драматическому эффекту.
От знаменитых художников до подрядчиков-строителей, все мы хотим оставить свою подпись. Собственный остаточный эффект. Жизнь после смерти.
Мы все желаем самовыразиться. Никто не хочет быть забытым.
В этот день в Оушн-Парк Энджел Делапорт демонстрирует Мисти столовую, деревянную обшивку и обои в голубую полоску. В одной стене посередине пробита дыра, обрамленная завитками рваной бумаги и гипсовой пылью.
Каменщики, рассказывает она ему, замуровывают оберег, священную медаль на цепочке, чтобы та висела в трубе и не давала злым духам спуститься по дымоходу. Средневековые каменщики, рассказывает она ему, заключили бы в стены нового здания живую кошку, чтобы та приносила удачу. Или живую женщину. Чтобы дать зданию душу.
И Мисти разглядывает бокал вина. Она обращается к нему, а не к собеседнику, следит за ним глазами, в надежде, что это заметят и предложат ей выпить.
Энджел Делапорт прислоняет отекшее лицо, выщипанную бровь, к отверстию, и произносит:
— «…люди острова Уэйтензи убьют вас так же, как убивали всех до этого…» — крепко прижимает фонарик к голове, чтобы тот светил во тьму. Ощетинившаяся связка медных и серебряных ключей свисает ему на плечо, сверкает, как костюмное украшение. Он говорит:
— Вам бы увидеть, что здесь написано.
Медленно, как ребенок, который учится читать, Энджел Делапорт всматривается во тьму и произносит:
— «…теперь я наблюдаю, как моя жена работает в Уэйтензийской гостинице, убирает комнаты и превращается в жирную сраную чушку в розовой пластиковой униформе…»
Мистер Делапорт продолжает:
— «…она приходит домой а ее руки воняют как латексовые перчатки которые она носит когда подбирает ваши пользованные резинки… ее светлые волосы сереют и воняют как говно которое она чистит ваших толчках когда она забирается в постель рядом со мной…»
— Гм-м, — говорит он, отпивая вино до уровня безымянного пальца. — Здесь пропущен предлог.
Читает:
— «…ее сиськи висят спереди как пара дохлых карпов. У нас не было секса три года…»
Становится так тихо, что Мисти пытается выдавить смешок.
Энджел Делапорт убирает фонарик. Отпивает бледно-оранжевое вино до мизинца, покоящегося на стенке бокала, и кивает на дыру в стене, со словами:
— Сами почитайте.
Его связка ключей так тяжела, что Мисти приходится напрячь мышцы, чтобы поднять фонарик, и когда она прикладывает глаз к темной дырочке, то видит слова на противоположной стене, гласящие:
«…вы умрете проклиная день когда направились…»
Недостающая бельевая кладовка в Сивью, пропавшая ванная в Лонг-Бич, общая комната в Ойстервилле, где бы люди ни ковыряли стены, они находили все то же. Всегда все те же Питеровы припадочные излияния.
Все те же твои старые припадочные излияния.
«…вы умрете и мир станет лучше для…»
Во всех домах на континенте, где работал Питер, во всех вложениях средств, все та же написанная и запечатанная грязь.
«…умрете крича в ужастных…»
И Энджел Делапорт замечает, стоя позади:
— Передайте мистеру Уилмоту, что слово «ужасных» он написал неправильно.