Подошедшими нашими свежими силами было предпринято частичное наступление, которое начало успешно развиваться на обоих наших флангах. Нам же необходимо было преодолеть сильнейшее естественное препятствие, в виде местного горного хребта с тактическим ключем — горой Капуль, за которой находился очень важный для нас Кирлибабский проход. Для взятия Капуля была назначена 64-ая дивизия, части которой ночной атакой в короткой штыковой схватке сбили противника и закрепились, послав донесение в штаб дивизии, что Капуль взят, о чем было немедленно сообщено в ставку Главнокомандующего. В связи с этим донесением, ночью же стали вырабатывать план дальнейшего наступления, когда с рассветом выяснилось, что нашими частями занята не гора Капуль, а лишь ее восточное плато. Было необходимо исправить эту ошибку и главное сгладить неловкость по отношению к Ставке. Взятие Капуля было назначено на 5-ое Сентября. Этой атакой взялся руководить подполковник Дроздовский, подтянув для этого весь свободный резерв. Мне кажется, что подполковник Дроздовский чувствовал, что его присутствие и личное руководство внушало строевым начальникам от командиров полков до младших офицеров, уверенность в успехе, а для солдат казалось необычайным присутствие начальника штаба их дивизии. Атака носила характер стремительного, безудержного натиска. Но когда передовые цепи под действием смертоносного огня в упор, захлебнувшись, залегли перед проволокой, подполковник Дроздовский, приказав двинуть на помощь новый резерв, поднял залегшие цепи и с криком «вперед братцы», с обнаженной головой бросился впереди атакующих. Мы были у цели, я — командир роты, бежал рядом с подполковником Дроздовским, все это происходило, в какие-то короткие мгновенья, но злая судьба не дала возможности довести Михаилу Гордеевичу так блестяще начатую атаку, — он был ранен. Ворвавшись в окопы противника, мы смогли продержаться там только до вечера, так как тщетно ждали поддержки со стороны соседних участков. Но там не было таких руководителей, которые готовы были с такой энергией до конца служить своему делу, как подполковник Дроздовский. Я не знаю, как на этот подвиг посмотрело высшее начальство, но мнение всех строевых офицеров и солдат было одно — не потеряй мы Дроздовского в этом бою, к вечеру мы бы уже спускались в Кирлибабский проход».
Только в Январе 1917 года, смог вернуться в строй Михаил Гордеевич и, произведенный в полковники, был назначен начальником штаба 15-ой пехотной дивизии. Его мечта получить полк, быть самостоятельным начальником, пока оставалась лишь мечтой. Там застала его революция, которая по мнению Дроздовского, вела к гибели Poccию. Вот его первое письмо после всех происшедших событий.
«Вы положились на армию, а она не сегодня-завтра начнет разлагаться, отравленная ядом политики и безвластия. Когда я первый раз услыхал о «рабочих и солдатских депутатах» — для меня ясен стал дальнейший ход событий: история — это закон. Что я переживаю? Я никогда в жизни не был поклонником режима беззакония и произвола, на переворот естественно смотрел как на опасную и тяжелую, но неизбежную операцию. Но хирургический нож оказался грязным, смерть неизбежна, исцеление ушло. Весь ужас в том, что у нас нет времени ждать, перед нами стоит враг с армией, скованной железной дисциплиной, нам нечего будет противопоставить его удару. Так что же я переживаю? Оборвалось и рухнуло все, чему я верил о чем мечтал, для чего жил, все без остатка… в душе пусто. Только из чувства личной гордости, только потому, что никогда не отступал перед опасностью и не склонял перед ней своей головы, только поэтому остаюсь я на своем посту и останусь на нем до последнего часа».
Долгожданная мечта Дроздовского, получить полк, наконец осуществилась, 6 апреля он был назначен командиром 60-го Замосцкого полка, но в революционных условиях это командование не принесло радости, не дало поля для широкой творческой работы, и было для Дроздовского непосильным крестом.
Несмотря на общий развал армии, боевые действия продолжались. 20-го ноября, Дроздовский по давнишнему представлению получил Георгиевский крест 4-ой степени, а представление, к Георгию 3-ей степени осталось безрезультатным (представление штаба Румфронта за № 125411).
24-го ноября он был назначен командиром 14-ой пехотной дивизии, но в виду полной невозможности командовать дивизией при все усложнявшейся обстановке, 11-го декабря, Дроздовский сложил с себя это звание и уехал в Яссы, где было задумано формирование Добровольческого Корпуса.
С захватом власти большевиками и фактическим прекращением войны наступил полный развал русской армии. Один лишь Румынский фронт, находившейся в иных условиях, благодаря присутствию румынских войск, границы, отделяющей его от хаоса в России, и т. д. кое-как сохранял внешний порядок.
Еще в декабре 1917 года установилась связь между генералами Алексеевым (Дон) и Щербачевым (Яссы). Тогда же в Румфронте зародилась мысль об организации особого корпуса русских добровольцев для посылки его на Дон в помощь ген. Алексееву и Корнилову. Эта идея встретила сочувствие и поддержку со стороны союзников; французы дали на организацию предполагаемого похода несколько миллионов франков.
Главнокомандующий Румынским фронтом ген. Щербачев поручил организацию добровольческого корпуса ген. Кельчевскому. Было выпущено воззвание к офицерам и солдатам Румынского фронта (см. прилож. I), с поступающих добровольцев требовалась подписка (см. прилож. II).
Одним из самых деятельных и талантливых организаторов по подготовке предполагавшегося похода был полковник М. Г. Дроздовский, к тому времени сложивший с себя обязанности начальника 14-ой пехотной дивизии. В начале января он был командирован в Одессу, где организовал Бюро для записи добровольцев.
Тем временем осложнения росли; к середине февраля положение на юге России, через который лежал путь следования предполагаемого корпуса, находился в состоянии полной анархии. «Бескровная» русская революция начала выражаться в исступленной безудержной войне всех против всех. Море крови, пытки, насилия и грабежи на фоне страха, угнетенности и пассивности масс — вот картина царившего там хаоса.
Связь с Доном была порвана.
Видя кругом распад, не веря в возможность какой бы то ни было борьбы с большевиками, ген. Щербачев, его штаб, а за ним и испуганное офицерство отказались от своей первоначальной идеи. Проще было сидеть в Румынии и в безопасности выжидать, дальнейшего хода событий. Приказом штаба Румфронта задуманный ранее поход был отменен и добровольцы, давшие ранее подписки в Добровольческий Корпус, освобождались от взятых на себя обязательств.
Гибнувшую идею решил спасти полковник Дроздовский. На фоне растерявшейся среды людей, долг которых был руководить и поддерживать в такие критические минуты, когда их опыт и авторитет могли бы поднять дух и объединить всех для борьбы с большевизмом, — встает скромная фигура полк. Дроздовского, объявившего прямо, что так скоро от начатого дела он не отречется. «Я иду — кто со мной». Это решение вызвало резкое осуждение окружавших его: мысль о походе называли безумием, авантюрой, — она вызывала насмешки и возмущение. Из всего Румынского фронта на смелый призыв Дроздовского отозвалось и поступило в организуемую им 1-ую Бригаду Русских Добровольцев всего 800 человек, не побоявшихся всех опасностей, которые стояли на намеченном пути, доверяя вполне водительству Дроздовского.
Только незадолго до выхода из Румынии ген. Щербачев изменил свое недоверчивое отношение к походу и стал помогать Дроздовскому; генерал же Кельчевский до конца где было возможно тормозил дело; Дроздовский называл его предателем.
Ярким примером отношения к проекту Дроздовского может служить следующее: В Одессе, председатель Союза офицеров ген. лейт. Л. в резкой форме отказал в содействии отряду по формированию, пополнению и в распространении среди офицеров его идей, не желая принимать участие и брать на себя ответственность в «этой авантюре».