28 июля, пятница
Лето стоит прекрасное, очень теплое, с подобающим количеством дождей и коротких, далеких гроз. Уже давно отцвели мои любимые жасмины и липы в Летнем саду. На столе у меня сейчас полевая ромашка и большой «дачный» букет, очень красивый, который на днях привезла мне по возвращении из санатория Лидия. Она поправилась, мила по-старому, а во мне ведь только одна мысль – и я больше ничего не чувствую, и мне трудно и утомительно долго быть с людьми.
Пожалуй, лето уже идет к исходу: мы же никогда не были за городом, если не считать двух-трех поездок на Пороховые, куда, кстати, собираемся и завтра. Отсутствие поездок объясняется капитальным отсутствием денег. У меня сокрушительно с финансами, и, говоря искренне, я совсем не знаю, как и каким чудом мы живем и питаемся. Все съел Торгсин[243] на масле, сахаре, овсянке и пшенке, и, кажется, с апреля месяца наши обеды отличаются изысканным стандартом ежедневности: овсяный суп без мяса и пшенная каша, если дома есть пшено. Если его нет, то овсяный суп заменяет все полагающиеся по кодексу три блюда. Для Торгсина у меня имеется еще только золотой фермуарик с жемчужиной и прелестный французский крестик на паутинной цепочке, подарок знаменитой Смирновой-Россет[244]. Больше нет ничего. Ушли все кольца, серьги, броши и даже великолепный перстень итальянской работы. И были только: масло, сахар, овсянка и пшено, а в июне очень часто простой черный хлеб.
Может быть, мы не голодаем. Зато мы постоянно недоедаем и мучительно страдаем от отсутствия кондитерских изделий. И конфеты и пирожные по очень высоким ценам в продаже, конечно, есть, но у нас нет на это денег. Я тону в долгах и в неплатежах; у меня очень недостаточные заработки, а с апреля месяца меня кормят трогательными обещаниями хорошей службы. Без службы больше мне не обойтись, это ужасно, но это неизбежно. Переводов у меня нет совершенно, и я пробавляюсь лишь педагогикой, которая меня очень утомляет.
Я мало у кого бываю и мало принимаю у себя – мне очень неловко подавать гостям к чаю хлеб и булку. Я знаю, что этот стыд весьма глуп, но ничего не могу с собой поделать. Не люблю выносить «на людей» свою нищету. Этот год по напряженности финансовой и нравственной атмосферы очень напоминает 1929-й – с продовольствием тогда было, однако, гораздо легче.
Среди знакомых перемен мало: у Кисы[245] все благополучно, муж давно освобожден и даже пытается устроиться в Военно-политическую академию имени Толмачева[246]. У Ксении – высоко-коммунистическое просперити от двух серьезных закрытых распределителей и хороших ставок[247]. Внешнее благополучие подчеркнуто и у Анты[248] – у нее, кстати, какие-то новые романтические затеи с новым неизвестным. Пару недель жил в Ленинграде Бор[249] с женой – противная, злая иголка! Он должен был прислать нам известие о себе из Архангельска, откуда выезжал на год с экспедицией на Северную Землю, но, конечно, ничего не прислал. Он же хам. Кэто была в Торжке, вернулась из Торжка и вновь собирается в Торжок: она милая и простая, котенок и обезьянка. Муж ее чрезмерно – но осторожно – ухаживает за мною, и это глупо. Готу не вижу больше: написала ему, чтобы не приходил, пока не позову. У меня сейчас нет ни сил, ни желания заниматься всякими балаганчиками.
Г.В. вернулся из Сочи, но дурно выглядит. Его тоже, как и меня, преследует какая-то одна мысль. По-моему, за последнее время он делает вид, что жить ему хорошо. Это не так на самом деле.
О Севастьяновых[250] не слышно ничего. Боричевский, кажется, голодает. Марыля молчит. Изредка бывает профессор Магазинер[251]. Пару раз был Котя[252] – с конан-дойлевскими рассказами – неизвестно зачем. Из Парижа Jeanne прислала милые журналы. Петр Карлович перенес две глазные операции: желтая вода и катаракт. Ему больше 80 лет[253]. В Италии скончалась Софья Петровна Молчанова; после ее смерти Жорж покушался на самоубийство и потом долго болел.
243
Торгсин – Торговый синдикат (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами) существовал с 1931 по 1936 г. и обслуживал зарубежных гостей и советских граждан, имеющих «валютные ценности», которые можно было обменять на потребительские товары.
244
А.О. Смирнова-Россет была крестной матерью матери Островской.
Брат А.О. Смирновой-Россет Аркадий Осипович Россет был другом Франциска Адамовича Корчак-Михневича – деда Островской по материнской линии. После Польского восстания 1863–1864 гг. дед за причастность к нему был присужден к конфискации земель и недвижимого имущества и к выселению в Восточную Сибирь (с женой и маленькой дочерью Софьей). А.О. Россет выхлопотал ему разрешение остаться в Москве на постоянное жительство. Корчак-Михневичи жили в Москве в одном доме с А.О. Россетом (дом Батюшковой на Тверской у Страстного монастыря). В 1871 г. в их семье родилась дочь Анастасия, которую и крестила А.О. Смирнова-Россет. См. копию письма Островской в дирекцию Музея-квартиры А.С. Пушкина на Мойке от 4 января 1969 г. (ОР РНБ. Ф. 1448. Ед. хр. 80).
246
Военно-политическая Академия им. Н.Г. Толмачева была создана в 1925 г. и подчинялась непосредственно Политическому управлению Красной армии. Академия готовила политических работников для армии и флота и преподавателей социально-экономических дисциплин для военно-учебных заведений. В 1938 г. была переведена из Ленинграда в Москву.
247
К.Н. Попова работала экономистом во Всесоюзной государственной конторе по снабжению электростанций и электропроизводств.
248
Так Островская называет А.М. Оранжирееву.
В дневнике Боричевского за 1928 г. встречаются упоминания об А.М. Оранжиреевой: «Был первый раз у Антонины Михайловны. Самой нелюбимой из моих дам. Все ее ругают. Находят у нее даже преступные наклонности. Говорили о ее нелестной славе. О С.К. и т. д. <…> При разговоре она никогда не смотрит в лицо. Но в ней что-то есть»; «Был у Антонины Михайловны. Златоволосая “баронесса” очень милое существо. Ничего нет в ней криминогенного. Просто от страстей спасается страхами и работой. И большая умница» (29 января и 18 мая; ОР РНБ. Ф. 93. Ед. хр. 6. Блокнот 31. Л. 12, 24).
250
Судя по записям в дневнике Боричевского, М.М. Севастьянов тоже занимался в Институте мозга изучением паранормальных явлений (см.: Севастьянов М.М. Современные кудесники и наука // Вестник знаний. 1927. № 17. С. 1409–1414).
251
Возможно, Островская познакомилась с главным юрисконсультом Волховстроя Я.М. Магазинером в связи со своей работой переводчицей в учреждениях и на конференциях, имеющих отношение к различным аспектам гидрологии.