Горы, ролевики, всё это напомнило мне вновь о тусовке на поляне, там тоже своеобразный маскарад был.
Однажды раздался телефонный звонок. Я снял трубку.
– Алло. Денис? – Спросил женский голос.
– Да, а Вы кто?
– Я Тамара, мама Ольги.
– Я Вас слушаю.
– Ольга умерла сегодня утром.
– Как это произошло?
– Они праздновали день рождения Элвиса. – Элвис – это мудак-сатанист. – Её подруга Ева, побежала на крышу, чтобы сброситься, Оленька за ней, отговаривая. – Повисла пауза не на долго, видимо Тамаре тяжело было говорить. – Ева обхватила её и спрыгнула. – Снова пауза, слышно было, как она всхлипывает и глотает слёзы. – Ева сразу умерла, а Оленька на неё упала, и голова уцелела, она прожила ещё три часа в реанимации. Позвонила оттуда… Попрощалась… Попросила передать своему зайке, что любит его, а зайкой она тебя называла.
Я положил трубку, сел в кресло – «какой-то бред, так не бывает, только не в жизни и не в моей» – прошептал я. Это было отвратительно, я думал, что безразличен Ольге, я надеялся, что нравлюсь ей, но не хотел узнать вот так. В глазах потемнело, я ничего не мог понять, реальность стала казаться сном, вымыслом больного воображения.
Ещё утром я не мог найти себе места. Проснулся рано, до восхода солнца, крестик серебряный на груди сильно почернел, пишу всё как было, всё, что помню, ничего не придумываю, поверьте, даже распятия не было видно. Я вылез из тёплой постели, сварил кофе, выпил, но всё казалось настолько нереальным, что даже вкус кофе был другим. А потом раздался звонок и всё встало на свои места…
Чёрной рубашки у меня не было, я надел бардовую, мне вообще было по барабану, какого цвета рубашка и Ольге, я думаю, тоже это было не важно. Я вызвал такси. По пути купил букет алых роз, она любила розы. Зашёл в квартиру, посреди зала был накрыт большой стол, за ним сидели друзья и близкие покойной, все в чёрном, у них другой одежды, наверное, и не было, сатанюги мерзкие. Её мама усадила меня за стол рядом с парнем, волосы которого были покрашены в чёрный цвет, а родной цвет светло пепельный, волосы отросли и были видны светлые корни сантиметра на три, ногти на руках тоже были окрашены в чёрный и тоже отросли, у него даже глаза были подведены, а пахло от него потом, будто он не мылся недели две. Отвратительный тип. Принесли первое – куриную лапшу, отчего-то на похоронах всегда едят куриный суп с лапшой, пьют водку, не чокаясь, на столах стоит кутья – сладкая каша из риса с изюмом и закрывают зеркала. Пришедшие натягивают на лица маску печали или, на крайний случай, делают серьёзный вид. А когда мужики выходят на перекур, то говорят на отвлечённые темы, типа, на что лучше ловится форель или, как сильно подорожал бензин. Я немного поел, выпил, пошёл перекурить на свежий воздух, прикурил ещё в подъезде. На улице меня встретил Олин дядя.
– Парень, ты чего? – Спросил он. – На тебе лица нет.
– Так похороны ведь. – Отвечаю.
– Я смотрю, ты пацан нормальный. Надо прижать этих сатанюг, это всё из-за них.
– Может и так.
– Я следователем работаю, возбудил уголовное дело, но у меня отобрали его, не сдержался и уебал одного из этих додиков. Передали дело другому, а тот в отпуск ушёл, когда вернётся закроет его к ебеням. Поможешь мне?
– Чем?
– Я хочу отомстить за смерть Ольги. Они же знают тебя, внедрись к ним. Это всё вообще для прикрытия у них, на самом деле их там подсаживают на наркоту.
– Кто подсаживает?
– У них главный из Эмиратов, я пробил уже всё. Это наркотраффик. Понимаешь, о чём я?
– Не совсем. – Я потушил сигарету. – Давайте позже свяжемся и обсудим всё.
– На, возьми, вот мой номер. – Он протянул мне визитку золотистого цвета.
Я поднялся, в квартиру, мне снова налили водки, выпил. Принесли второе – жаркое, а на гарнир рожки. Я молча съел, ещё налили, выпил. Приехал священник. Гроб спустили на улицу, во двор. Зрелище было, конечно, то ещё. Священник отпевал покойницу, а вокруг толпились сатанисты с перевёрнутыми крестиками на груди и в футболках с Мерелином Менсоном и пентаграммами. Я стоял в стороне. В голове смешались все мысли – наркотраффик, сатанисты, менты, священник, но самое страшное для меня было то, что я знал теперь, что она меня любила. Вот она лежит в гробу, её лицо неестественное, белое, накрашенное, после падения оно тоже не совсем уцелело, лучше бы в закрытом гробу хоронили. Ну, вот я узнал, что она меня любила, но слишком поздно, ничего не изменить, лучше бы она меня ненавидела, но была жива. Сердце рвалось на части, слёзы сами катились по щекам.