– На. – Говорит. – Выпей, пиздатое пойло.
– Не, спасибо, мне нельзя.
– С хуя ли? – Его узкие глаза округлились.
– Я с катушек съехал. Если выпью, пизда мне и всем здесь.
– Да ничего, это же рок-фест, ты так, глоточек только сделай.
Ну, сделал я глоточек, пойло оказалось неплохим, я приложился ещё разок, неплохо так. В итоге раздавили мы с ним этот пузырь минут за десять. Он покатился ещё за одним пузырём. Андрей, маленького роста, и толстый, когда нахуярится, то начинает кататься с большой амплитудой. Его заносит, и он семенит коротенькими, пухлыми ножками быстро-быстро, но, сука, не падает никогда. В общем укатился он за бухлом к барной стойке, а ко мне подошла Чача в широченных джинсах, тоже завсегдатай моего клуба, протянула бутылку мартини.
– На, Дениска, выпей, я пронесла две бутылки в штанинах.
– Ни хуя себе. – Я взял бутылку. – А ко мне в клуб тоже проносишь? – Я сделал несколько больших глотков.
– Ну, конечно.
– Вот ты сучка.
Тут подкатился кореец с двумя пол-литровыми пузырями коньяка.
– На, это тебе. – Протянул он мне бутылку.
– Бля, я умру сегодня. – Я взял бутылку у него, распечатал, глотнул и запил мартини. – Пойду прошвырнусь по залу.
Я шатаясь пошёл на танцпол, по пути останавливался, залпом хуячил коньяк и запивал мартини. Так я выдул всё до дна, поставил две пустые бутылки на пол, посреди танцующей, потной толпы и понял, что совершил непоправимую ошибку. Потелепался к выходу, ко мне прицепился долговязый пацан, обритый на голо, в кожаной куртке, джинсах, заправленных в берцы.
– Ахуеть, тебя прёт! – Заорал он мне в ухо.
– Пиздец, как.
– Я тоже хочу, ты чем упоролся?
– На. – Я достал рубашку с лекарством, выдавил одну таблетку. – Запей бутылкой коньяка.
– Ну, спасибо, дядька. – Он взял пилюлю и тут же проглотил.
Дальше я помню смутно. Но на фестивале отличился, набил кому-то морду, выебал тёлку в туалете и съебался. Помню иду по улице, пью бухло какое-то из бутылки, меня остановили двое ментов, начали задавать вопросы свои тупые, просить документы, потом вязать стали. Я разбил бутылку и кинулся на них с «розочкой», они дали дёру, я за ними, но бежать не получилось, я упал и разъебал себе нос. Меня подняла какая-то баба, дала салфетку или платок, в общем я сидел посреди тротуара, напротив мэрии и вытирал кровь с лица. Менты вернулись. Она, что-то сказала им, и они отъебались от меня. Помню, потом ехали в машине, она впереди, рядом с водителем, а я на заднем сидении лежал. Меня переклинило, что они похитители.
– Вы кто такие? – Говорю.
– Я таксист, брат, в клуб твой везу тебя.
– Нихуя, ты пиздишь всё! – Я заорал, открыл дверь и выпрыгнул из машины, ёбнулся на асфальт, покатился, потом соскочил на ноги и дал дёру, но ноги, предатели, запутались и я опять наебнулся. Таксист с этой бабой, меня подняли и уложили на заднее сидение.
– Под чем он? – Я слышал, как водитель спрашивал у бабы.
– Набухался. – Ответила она.
– Не, от бухла так не бывает.
– Ну видишь, бывает.
– Не верю, он обдолбался чем-то.
Привезли меня в «Текилу», затащили на второй этаж, там посетителей было мало, увидев меня они сразу съебали в другой зал. Приехала скорая, ширнули меня магнезией, уехали, ну, а я уснул.
Проснулся на следующий день, всё тело в ссадинах, болит, одежда подрана, в крови, нос поломан, и распух. Подхожу к барной стойке, а на ней записка от бармена лежит:
«Чувак, ты охуительный начальник и человек, я ценю, что знаком с тобой, но то, как ты вчера обдолбался меня пугает. Я увольняюсь. Прости.
Р. S. Ничего личного, ты крутой.»
Я прочитал, спустился на кухню, там весь персонал уже собрался, оказалось, я проспал весь день, скоро начнётся рабочая ночь. Они рассказали, что я вовсе не уснул сразу, как мне казалось, а приставал к гостям, избил несколько человек и пытался изнасиловать девушку в туалете. Меня еле сдерживали, дизелил до утра, а потом вырубился.
Подумал немного и принялся писать картину, около часа и у меня был готов портрет Джима Моррисона. Я либо ничего не делаю, либо пишу картины буквально за пару часов, могу за день, штук по пять ваять, меня порой просто распирает, так же и с письмом, либо я не пишу, либо пишу без остановки. Вышел из студии поздно вечером, было прохладно и свежо, по пути купил шаурму без мяса, съел. Дошёл до «дома», там были манты с картошкой, я сточил штук пять с уксусом, было не очень вкусно, но я наелся, а это главное. Посидел, пописал, попиздел с Пашей о книгах, спорте, тренировках и восстановлении после них, сыграли партейку в дурака, я продул, причём позорно. Пошёл в ванную, погрелся в воде, послушал Арбенину, вышел и понял, что хочу спать, пожелал Паше доброго сна, он ещё лежал и читал стихи и песни Юрия Визбора. Когда стелил постель, Прохор соскочил: