[АКГ слушает по радио доклад Суслова] Нужно ли писать, что позиция Хрущева и нашего ЦК [по китайскому вопросу] мне представляется абсолютно правильной. Среди моих знакомых и друзей я не знаю никого, кто бы думал иначе, даже и те, кто ко многому относится критически.
Примирение с Китаем остановило бы процесс десталинизации, а это самое главное в политическом и духовном оздоровлении страны. Тут сомнений и колебаний быть не может.
Вот любопытное место из доклада [далее — вклейка соответствующей вырезки из газеты]
6 апр. <…> Как-то на днях поругался по телефону с Аксеновым из-за утверждения актеров на фильм. Все они мне до смерти надоели и не могу никак доделать те пустяки, которые остались.
<…> Снова очень скучаю по маме и остро ее вспоминаю.
11 апр. <…> Сегодня в «Правде» большая редакционная статья «Высокая требовательность» — как бы обзор писем читателей, считающих повесть Соложеницына недостойной Ленинской премии. <…>
Купил «Воспом. и размышления» А. Д. Попова[42]. Он там тепло говорит о моих пьесах. Книга эта досадно конспективна, но все же благородна и умна.
<…> Письмо от Н. Я., из которого видно, что ее предыдущее письмо пропало[43]. Письмо от жены Ивана Пулькина[44]. <…>
14 апр. <…> В сценарии осталось еще додумать пустячек, но нет ни охоты, ни фантазии.
15 апр. <…> Сейчас только что слушал по радио трансляцию речи Хрущева на митинге в честь поляков. Сначала он читал, как всегда запинаясь, когда читает заранее написанное, потом отвлекся от текста и стал говорить (о Китае конечно) удивительно ярко, человечно и с юмором и с волнением. Много интересного. Потом опять стал дочитывать написанный текст. Текст этот верно писал кто-то другой: на нем нет того отпечатка личности его, как на всем, что он говорит импровизированно.
17 апр. Сегодня 70-летие Хрущева. Его заслуги огромны.
Если бы не он, эта страшная раковая опухоль культа Сталина продолжала бы разъедать организм страны[45]. Он смел, темпераментен, полон здравого смысла, талантлив. Дай ему бог здоровья!
В напечатанном вчера тексте его речи 15-го вошла только часть его импровизации. Есть дельные сокращения, как например, слишком грубой фразы о Троцком: «Он сгнил», но есть и чрезмерные. <…> Пропали его выразительные комментарии междометиями во время чтения длинной цитаты из речи Мао Дзе Дуна. И вообще без выразительного его интонационного рисунка все не то[46]. <…>
Надо ехать в Загорянку. Болит за нее душа. <…>
У меня три дня назад начали снимать сценарий. Но сразу же произошел инцидент: актер Тетерин[47] отказался говорить текст, который ему не понравился. Аксенов не мог его уговорить. Вызвали по телефону меня и что же? — Оказалось, что этот текст написан не мною, а вписан уже в самый последний вариант самим Аксеновым. Я конечно отмежевался от этого текста, Тетерин был удовлетворен и согласился сниматься, а этот болван Аксенов, самомнение которого феноменально, получил пощечину. Как все это противно! Мне еще нужно написать две песенки. Сперва я не хотел писать, но тогда они предложили заказать одному из трех: Дудину, Шестинскому или М. Сазонову. Я предложил — Окуджаву. Не согласились. Тогда я сказал, что лучше сам напишу. Особо мне за это не заплатят, увы.
Н. Д. [Оттен] не может жить спокойно. <…> Это его старый метод: он уже не раз, поссорившись с кем-нибудь, говорил мне, что этот человек по верным данным «стукач». Я его слишком хорошо знаю, чтобы принимать всерьез. <…> Я знаю, что он не может жить без того, чтобы время от времени не перчить[48] свои отношения с людьми, но тут уж он перешел все границы. [В полученном АКГ письме Оттен «предупреждает» его, что к АКГ в последнее время «липнут всякие охранники».] Читает мне нравоучения и несет чушь. <…> Все это идет со ссылками на Над. Як. т. е. пишется так: «я и Над. Як.» или «мы с Н. Я. считаем».
20 апр. <…> Большое и тоже интересное письмо от Н. Я. о О. Э. и о разном[49]. <…>
В «Веч[ернем] Ленинграде» на днях названа моя фамилия «драматург А. Гладков согласился сделать инсценировку „Синей тетради” Казакевича» для коллектива Михнецова. А я и вовсе еще не соглашался.
21 апр. Новое дело! У редактората студии [Ленфильм] возникло сомнение в правильности переделок в последнем варианте сценария и, вызвав меня, высказали это. Конечно, многое можно было бы им ответить, но лучше поздно, чем никогда. <…> Хейфец колебался. Он производит впечатление мелко-самолюбивого человека, хотя конечно режиссер он хороший. Глупая обида Аксенова.
Послал Н. Д. [Оттену] короткое, удивленное, сдержанное письмо и решил прекратить отношения. Хватит! <…>
22 апр. На студии все то же.
Купил и читаю только что вышедшую книгу В. Шкловского о Толстом[50]. Начинал с опасениями и предубеждением, но пока скорее нравится. Нет привычной для В. Б. риторики (в последнее время, т. е.), все умно, спокойно, много свежего и хорошо использованного материала.
24 апр. Сегодня еду в Москву.
Вчера нехорошо с Э. у нее дома из-за мальчика. <…>
Еще слух, что в Москве Твардовский и Расул Гамзатов обругали и выкинули из номера Р. Гамзатова[51] (конечно, они были пьяные) А. Прокофьева[52] за его участие в деле И. Бродского. <…>
Еду трудно: три чемодана с книгами и рукописями и тюк с одеялом и бельем. Комнату пока оставил за собой. Вернусь к 1-му и пробуду еще дней 10. Пришлось звонить Бор[ису] Нат[ановичу] и просить встретить меня.
26 апр. Вчера приехал. <…>
Меня встречал Лева и Б. Н. [Ляховский] с машиной. Едем в Загорянку. На даче все в порядке. <…>
Дочитал Шкловского. Увы, книга все же в целом не так хороша, как мне показалось. Какой-то суженный взгляд. <…> Толстой у него как-то жалок и не очень умен.
28 апр. Вчера вечером были с Левой у Паустовских. К. Г. еще в больнице. <…> Ночую у Левы на раскладушке. Таня[53] гостеприимна очень. <…>
Твердо знаю: Ленинград мне надоел (не Эмма!) и мне не хочется возвращаться.
1 мая. Приехал утром стрелой в Ленинград. <…>
Последний день в Москве прошел пестро. <…>
Не пишу о посещении крематория[54]: это трудно все… <…>
В № 4 «Иск[усство] кино» воспоминания Габриловича о М[ейерхольд]де с массой фактических ошибок, удивительных для него. Но есть и интересное. В № 10 «Англии» — «шекспировском» — превосходная статья Питера Брука[55], укрепившая меня в создавшемся после «Лира» впечатлении, что он замечательный режиссер, какого у нас сейчас нет (на родине искусства режиссуры!).
Надо, чтобы под ногами был хоть какой-то кусок твердой почвы — хоть в чем-нибудь — не в работе, так в личной жизни или в верности корням, памяти матери и еще чему-то более важному, чем это можно себе представить.
Отсюда — страх новых перемен: их было довольно…
3 мая. Пасха. <…>
Надо бы записать трагические остроты Миши Светлова, умирающего в Кремл. больнице (по последним сведениям, ему стало лучше, но это только встряхиванье перегоревшей лампочки — процесс необратим). К нему пришел сын. И Миша попросил его принести пива: «Рак уже есть» — сказал он ему. И другое, в том же духе.
4 мая <…>
Два кратких письма от Н. Я. Просит меня не ссориться с Н. Д. [Оттеном], но разрешает обругать его в письме хоть матом[56]. <…>
Воспоминания генерала Горбатова в «Нов. мире» фактами опровергают странные домыслы Лакшина в его статье о Соложеницыне о лагерной этике, придурках и прелести подневольного труда[57].
[копия, 2-й экземпляр, из отпечатанного на машинке письма АКГ к Оттену]