Cсорюсь с Эммой из-за ее курения.
30 янв. Вчера получил деньги на Ленфильме[32] <…> Это очень мало для всех моих дыр и долгов, но и это что-то. <…>
Лева пишет, что № 1 «Нового мира» задерживается не из-за мемуаров И. Г. и публикации Пастернака, а из-за вводной статьи Твардовского о сорокалетии журнала с утверждением правильности его линии[33].
«Новый мир» интересуется моей статьей о Кине, а «Знамя» чем-нибудь о Мейерхольде.
Подробности московских собраний: речи Злобина[34], Паперного[35] и, как пишет Л., «артистическое блядство» председательствующего К. Симонова. В правление все же путем «кооптации» протащили нескольких мерзавцев, не избранных при голосовании, но на съезд делегатами не избрали Кочетова, Ермилова[36], Дымшица, Барабаша[37], Озерова и многих. <…>
Секретарем правления избран хамелеон Михалков, автор гимна («гимнюк», как острил Е. Л. Шварц) и подлых стишков о Пастернаке в 1958 г.
4 фев. Вчера дневным поездом приехал из Л-а и остановился у Левы[38]. <…>
Пригласил Леву и Люсю пообедать в Арагви. Ненужная встреча у Елисеева с Анной Арбузовой[39]. Она говорит, что Алексей кончил переделки «Бессмертного» и просит, чтобы я ему позвонил.
10 фев. В понед-к 8-го приехал с Оттенами в Тарусу[40]. Вернулся сегодня. <…> В Тарусе все время читал законченную рукопись книги Н. Я. Много нового, все перестроено, умно, зло, захватывающе интересно. Листов 20, наверно. Много говорили с ней о разном. Насчет дачи (Загорянки) она еще ничего не решила: планы о кооперативной квартире в Москве.
Таруса ослепительно красивая, искрящаяся февральскими сугробами. <…>
И Оттены такие же, только постарели и они оба, и Ольга Афанасьевна.
11 фев. Утром позвонил Эренбургу и он пригласил меня вечером прийти, хотя завтра утром он уезжает с Л. М. в Париж [рассказы Эренбурга: истории про Сталина и — Кагановича (с газетой), Хрущева, Литвинова…] О том, как Литвинов в 37-м году и в начале 50-х гг. спал с револьвером под подушкой, чтобы не даться живым, если за ним придут[41]. <…>
12 фев. Заболеваю гриппом. Прочитал «Бессмертного». Ничего, довольно благородно… Отвез машинистке «Встречи с Пастернаком». Хожу с температурой, а отлежаться негде: у Левы все время Люся и днем лежать неловко.
13 фев. Надо бы записать (как о вехе — для себя), как я в этот раз уезжал из Л-да — о ссоре с Эммой в метро из-за автобуса, с ее фразой о том что «надоело» и моя вспышка тут же. <…>
Приехал в Москву с непогасшей обидой на что-то (история с бессонной ночью и эти проводы и еще ряд мелочей) и очень уставший от мыслей об этом.
Думалось: надо, надо заняться собой, не жить ожиданием какой-то жизни, которая вот-вот настанет (а может и не настать), а жить той жизнью, кот. есть реально в настоящем, чтобы ощущать ее и чтобы она не просыпалась между пальцев, как песок.
Перебирал свои ошибки: запущенность матер. дел, неудачи, плохо одет, совсем перестал гнаться за «форсом» (а этого нельзя!), пренебреженье честолюбием и равнодушие к успеху. Мне-то и в самом деле многое из этого ряда безразлично, но для нее — это имеет цену и не считаться с этим глупо и непростительно.
А может в чем-то она и права и безусловно права в своем насквозь женском чувстве ко мне (что так «нельзя»). И все же больше всего ворочалось во мне с бока на бок какая-то обида. И еще накопилась усталость и жажда одиночества вплоть до того, что я минутами готов был за него заплатить любой ценой (даже той, о которой потом могу пожалеть). <…>
Дошло до того, что Лева, в сущности ничего не зная, стал советовать мне снять комнату в Москве и не возвращаться сейчас в Л-д[42].
Так было в первые дни после приезда, но сейчас все стало уже меняться — и попросту я стал скучать по Эмме. <…>
Записываю это все, потому что, пожалуй, такого во мне кризиса еще не было за все время. Если бы писал об этом в первые дни, то написал бы горячее и резче, но теперь могу уже описывать это эпично (что и лучше). Но все же из песни слова не выкинуть — что было — то было.
14 фев. У меня сильнейший грипп, как у многих в Москве. <…>
18 фев. <…> Умирает от рака Ф. Вигдорова.
Гарин рассказал страшные подробности о смерти Барнета[43], повесившегося в Риге в ванной гостиничного номера. Его уволил Сурин с Мосфильма, он поехал работать в Ригу, но был оскорблен и тосковал. Завещал похоронить себя в Риге.
Кто бы мог подумать, что этот великолепный и удачливый человек так умрет?
На днях в «Литер. России» публикация Поргугал.<овым>[44] [далее строка, дописанная карандашом, неразборчиво: ] стихов <некой> школьницы подбор не очень удачен.
19 фев. [письмо от Эммы: она сняла для АКГ комнату у Финляндского вокзала]
20 фев. <…> Лева зовет ехать с ним в Лен-д через пять дней. Он хочет задержаться на юбилейный концерт «Нового мира».
Люся живет у него почти все время и он обоими ногами въезжает в брак и семейную жизнь. <…>
Он добрый и хороший малый, но очень уж несамостоятелен. Все его рассуждения — отраженья чьих-то мнений: то В. Некрасова, то Дороша[45], то моих…
26 фев. [приехал в Л-д] <…>
Сегодня смотрел снятую Эммой комнату на Лесном пр-те. <…>
Ладно, поживу полтора-два месяца, а там видно будет. 40 р. в месяц. <…>
Встретил тут в Лавке писат. Л. Я. Гинзбург, которая шепотом сказала мне, что она прочитала мою р-сь («Встречи с П.») и она ей очень понравилась, что отлично написана, но с чем-то она не согласна, во второстепенном. Она едет на месяц в Комарово.
Комнату эту нашли Максимовы (Дмитр. Евг.).
Мы хотели ехать вместе с Левой, но он задержался из-за перенесенного юбилейного банкета «Нового мира» (с 25 на 2-ое — из-за запоя Твардовского).
27 фев. Целый день разбираю бумаги, готовясь к работе. <…>
Эмма играет «Три сестры». Ночью поеду ее встречать.
3 марта. <…>
Письмо от Н. Я. У ее брата Е. Я. инфаркт и она просит подождать с решением о Загорянке[46]. Она уже в Москве.
4 мар. В газетах речь Шолохова при открытии съезда писателей. <…> Шолохов мелок и пуст.
5 марта. Приехал Лева. По его словам, банкет «Н[ового] мира» прошел бледно, но и без пьяных скандалов. Домбровский задирал Б. Яковлева[47], Твардовский сидел, как монумент. Всего два литер. журнала прислали приветствия: «Дружба народов» и «Дон». Сообщение об этом вызвало смех. Вся коммунист. пресса на западе в повышенных тонах отмечает юбилей, да и вся мировая пресса тоже. Номер 2 выйдет в конце будущей недели.
6 марта. <…>
Опять глупые разговоры о готовящемся сговоре с китайцами. <…> Китайцы прямо говорят, что «хрущевизм» еще остался в политике СССР.
Тяжелый разговор с Эммой. Примиренье. У Левы. У него те же дела с Люсей.
15 мар. Пишу это на машинке «Олимпия», которую мне предлагают купить…
[строка отточий]
Не могу сказать, чтобы я был в восторге от машинки, но м. б. я слишком привык к своей старенькой Эрике. Вот бы достать новую Эрику.
[строка отточий]
Перешел снова на Эрику. Шрифт тот же, но насколько моя машинка легче, послушнее, со всеми ее изъянами: выбитым валом, проскакиванием каретки и пр.
16 мар. <…> Письмо от Н. Я. Пишет, что не может писать подробно, тк. полдня проводит в больнице и просит писать.
В «Лит. газете» хвалебная, но неумная статья Ахматовой о книге Герштейн[48].
17 мар. [о том, как М. Шагинян обнаружила деда и бабку Ленина[49]]
Второй день не еду обедать к Э. Скажу, что болела голова, а по правде — не хочется. Есть уже рутина мелких препирательств, вернее — ее колкостей и моей добродушной самообороны. Иногда это надоедает, хотя, впрочем, это ничего не значит.