31 марта <…> Говорят, в театре на Таганке уволен актер Высоцкий неизвестно почему (прочитал или спел что-то не то).
1 апр. <…> Актер В-й выгнан за пьянство и срыв спектакля.[35]
4 апр. <…> В ЦДЛ два вечера, много пьяных: большие компании подонков, у кот. н а улице праздник. <…> Снова пили коньяк. Два вечера подряд. <…>
На днях было какое-то партийное собрание, где в тон Михалкову выступали вчерашние либералы — А. Сурков и С. Щипачев. Кажется, они даже переплюнули его. Так же выступал и Тельпугов.[36]
6 апр. Твердо решил завтра уехать в Загорянку. Мне здесь не по себе — и жарко, и хозяева действуют на нервы, и не работается. <…> Заезжаю за Ц. И. < Кин > [37] и едем с ней к Мацкину. Настроение везде одинаковое… М. говорит, что будто бы образована какая-то комиссия из представителей ЦК, КГБ, секретарьята ССП, прокуратуры и еще кого-то для исследования деят < ельнос > ти всех подписавших разные письма, а их больше тысячи. Ночью моюсь под душем и укладываю вещи.
7 апр. Утром сообщаю о своем отъезде хозяйке <…> и потом в Загорянку. День прекрасный. В саду лезут цветы. Первая травка. Но дом грязен и запущен. Начинаю потихоньку убираться. <…> Топлю немного печку и комнатная температура с 11 градусов поднимается до плюс 18. Жить можно. Так рано все эти годы я еще не приезжал в Загорянку. <…>
Лева и Володя Корнилов и конечно Сарнов каются, что подписали последнее письмо.[38] Горе-либералы!
Итак, в первый раз в этом году я ночую на даче в ночь с 7 на 8 апреля. А обычно позже на месяц.
Идет подписка на собрание сочинений Хемингуэйя <так!>где в 3-м томе обещают дать «По ком звонит колокол». <…>
8 апр. <…> (Запись о дневниках Казакевича — «поразительно неинтерес-ных». — М. М.) Кто-то предложил такое объяснение: в начале 50-х гг. К< аза — кеви >ч ждал ареста и вел для будущего следствия маскировочный дневник. Он сохранился и из него-то и черпает вдова матерьялы для публикаций. Готовый сюжет для новеллы.[39]
11 апр. <…> Днем Бибиси сообщило, что «сов. р ук-во резко реагирует на события в Ч. Словакии и объявляет борьбу против запад< ных > идей» — так сформулированы итоги пленума.
12 апр. <…> В Москве идет слух о готовящихся обысках с целью изъятия самоиздата. К вечеру снова похолодало.
О пленуме ничего толком не известно, кроме слухов о том, что обсуждение событий в Ч. Словакии имело место. <…>
13 апр. <…> На этой неделе в литер< атурном > приложении к газ< ете > «Таймс» напечатаны отрывки из «Ракового корпуса» С-на.
15 апр. Прочитал заявление генеральному прокурору СССР Руденко М. Якубовича, одного из обвиняемых на известном процессе «Союзного бюро РСДРП» (меньшевиков) в 1931 г. и единственного ныне живого участника процесса. Оказывается, уже этот процесс был организованной органами и прокуратурой липой. <…> Дольше всего сопротивлялись М. Якубович и А. М. Гинз — бург.[40] Их избивали: били по лицу, голове, половым органам, топтали ногами. Измученные пытками, они оба пытались покончить жизнь самоубийством, вскрыли вены. Но их спасли и больше не били, но стали мучить лишением сна, и тогда Якубович решил подписывать все, что от него требовали. Следователи были: Д. З. Апресян, А. А. Наседкин и ст. следователь Д. М. Дмитриев и еще Радищев. <…> Перед судом Якубович был в смятении: как ему вести себя на суде — раскрыть все? Но он считал, что гос-во не должно нести ответственность за преступления аппарата органов и не хотел причинять <зла> советской власти. Его вызвал Крыленко, кот. х орошо был с ним знаком и даже жил у него в Смоленске, <перед самым началом процесса Крыленко сказал Якубовичу, что лично он считает его «ни в чем не виноватым», и заставил помогать себе в ходе процесса, даже…> если случится что-то непредвиденное. <…> Вот тогда уже началась эта страшная казуистика, а не во времена Вышинского. <…> Заявление помечено 5 мая 1967 года.
15 апр. (продолжение) Прочитал еще 2 рукописи М. Якубовича: письма о Сталине и Троцком. В общем — многое верно, но все же не все.[41] <…>
17 апр. <…> Прочитал большое письмо Твардовского Федину о Солженицыне — 18 страниц на машинке. Умное, хорошее, благородное, сдержанное и даже дружелюбное, но внутренне твердое и даже жесткое. Замечательно написано о С-не. Г. Владимова[42] вызывали на Лубянку и говорили с ним 4 часа о каких-то его знакомствах с американцами, но заодно и о прочем, браня С-на и Синявского.
19 апр. <…> С-н пустил по рукам запись собрания секретарьята ССП по поводу его письма и «Рак< ового > к< орпу > са» и мне дали прочесть это, а также переписку с секретарьятом. «Рак< овый > к< орпу >с» печатается в «Таймс» и скоро выйдет за границей, как и в «В круге первом». Солж. предупреждал, что так и произойдет, если у нас не опубликуют первыми — так и вышло. Навис новый скандал и он, видимо, хочет поставить всех в известность о своей позиции. Дурные слухи из Лен-да — за распространение «самоиздата» выгоняют со службы, исключают из партии, хлопочут о лишении ученых званий.
20 апр. <…> Завтра Пасха. Как много это значило в детстве.
28 апр. <…> У Машки, кот< орую > я вез в машине в Л-д, двое маленьких котят.
29 апр. <…> Предстоят 4 праздничных дня и через четыре дня еще 2 выходных (9 и 10 мая). Из 10 дней 6 выходных. Не люблю праздников и томлюсь и скучаю в подобные дни. Казалось бы, что мне — сиди за машинкой! Но мешает разливанное пьянство, глупые визиты, закрытые учреждения и книжные магазины.
3 мая. <…> Скучные дни, как всегда мне в праздники.
Работал над 7-й главой «Мейерхольда». Пишется несколько формально, но пишется. Потом перекомпаную, отделаю и может быть заблестит. Или не заблестит? <…> В «Лит< ературной > газете» ругают Аксенова[43], но не слишком резко. Резко бранить сейчас нельзя: сразу же начнут переводить на все языки. <…>
Лидия Як-на остро говорила о молодых либералах, которые одновременно бунтуют против начальства и хотят, чтобы это нач-во давало им квартиры.
5 мая. <На Ленфильме > У же скучаю по грязной и милой своей Загорянке, по неторопливым разговорам с Юрой <Трифоновым?>, по обедам в ЦДЛ, по одинокой свободе дня.
Лева <Левицкий> собирался к 10-у быть в Л-де, но мне не очень хочется его видеть. Он все же утомительно незрел и умственно несамостоятелен.
6 мая. <…> Решил не заходить к Киселеву <директор «Ленфильма»>. Третий мой сценарий идет на Ленфильме и он пальцем не ударил, чтобы помочь мне в главном — найти режиссера. И третий сц-й попадает в руки людей случайных, находящихся без дела и готовых взяться за что угодно. Он даже не мог найти время, чтобы прочитать последний сц-й. Я знаю, что мог бы создать себе атмосферу наибольшего благоприятствования, если бы вдобавок к тому, что он брал у меня не раз крупные суммы без отдачи, я еще регулярно поил бы его коньяком. Но мне это противно: я лучше буду бескорыстно пить коньяк
с Юрой <Трифоновым?> или с Андреем Петровичем <Старостиным>, хотя я к этому равнодушен.
7 мая. <…> После Англии, Зап < адного > Берлина и США начались студенч. беспорядки в Париже. Полиция. Раненые. Комментаторы тщетно пытаются понять, чего хотят студенты, но тут дело видимо не в логике и политике, а в чем-то ином и это-то и пугает. Словно какая-то инфернальная сила электризует молодежь.
16 мая. Приехал <из Л-да > очень рано и сразу на такси в Загорянку. В саду рай: цветут вишни, чуть зацветают яблони и сирень; в траве много разных цветов. Тепло.
18 мая. Вчера сидел на даче и чуть убрал комнаты и верхнюю террасу, где остались с осени гниющие яблоки.
Сегодня ездил ненадолго в город: купил водопровод. к раны. <…> Да, еще выводил клопов, кот< орые > вдруг появились и не дали мне спать в ночь на 17-е.