Ю. А. предложил первый тост и минуту молчания за тех, кто не вернулся из лагерей. Второй в честь тех, кто вернулся: в доме их было трое: он сам, Ц. И. и я. Почти весь вечер разговаривал с Лерт. У нее есть копия «Встреч с Пастернаком». <…>
28 апр. В Воронеже вышел том «Ученых записок» местного института, целиком посвященный творчеству Андрея Платонова. В первой же статье, в первом абзаце цитируется моя статья о нем.[121] <…>
Разговор с В. Розовым, который восхваляет мое о Мейерхольде и сожалеет, что у него сперли «Тарусские страницы».[122] Обещаю ему подарить. <…>
Лева мечтает отделаться от «Нов<ого> мира», где хозяйничает Большов. <…>
29 апр. <…> Вечером сенсационное сообщение Израиля, что советские летчики ведут охранную службу над Египтом. <…>
30 апр. <…> Прочитал очень интересную книгу С. Шешукова «Неистовые ревнители».[123] Это хорошо документированная история РАППа, написанная с явно антирапповских позиций, с явной симпатией к Воронскому и Полонскому[124] при всех оговорках. Странно, что издательство «Московский рабочий» в такое время выпустило эту любопытную книгу. Автор, о котором я ничего не знаю, талантливый исследователь-историк. Он собрал множество фактов.
2 мая. Вечер. Одиннадцать. Только что уехала Эмма на «Стрелу». Она появилась вчера утром вместе с Левой. Лева скоро уехал. Примирение, легкое и быстрое, словно она его уже хотела… <…>
Трудный случай — брак Толи.
Сидим в саду, слушаем соловьев.
Не поехал ее провожать на вокзал в Москву, потому что болело сердце.
3 мая. Жаркий день. Привыкаю к ощущению душевного равновесия.
Полдня читаю старые номера «Былого».[125]Какая удивительная страна Россия!
Надо лечить сердце — ничего не поделаешь. Может быть, еще поживем.
Меня в Ленинграде искал Некрасов[126]на предмет сочинения сценария о его предке и была телеграмма от Молдавского.
Умер от своей гангрены Луспекаев.[127]
4 мая. <…> Сообщение о смерти П. Жемчужиной-Молотовой.[128]Молотову недавно исполнилось 80 лет и он вполне здоров.
Во второй половине дня градусник в тени показывал 30. Страшно нос высунуть. Тяжело сердцу.
8 мая. <…> «Сценарист Александр Гладков не был связан ни необходимостью строго следовать за документами, ни обязанностью идти за литературной основой — как уже упоминалось выше, в художественных произведениях самого Горького этот период его жизни не освещен.
<…> Надо сказать, что талантливый и опытный драматург А-р Гладков, давно зарекомендовавший себя произведениями на исторические темы, неплохо справился с этой непростой задачей. Она оказалась созвучна характеру дарования сценариста — дарования, умеющего сочетать историческую достоверность с веселым освещением характеров и событий. <…>
<…> Это интонация самоиронии, добродушно-насмешливый взгляд на нескладного, наивного еще во многом человека, жадно тянущегося к свету, к истине, к творчеству…» и т. д.[129]
9 мая 1970. Снова праздник, снова юбилей. Нет уже мочи от них. <…>
Словно страна стыдится будней… <…>
Принес с почты толстенную пачку газет, а читать нечего: везде одно и то же…
11 мая. Ездил в город. <…>
Купил книгу о В. Я. Шебалине.[130] Читаю ее с волнением. Я его хорошо знал и любил. Захотелось написать о нем.
13 мая. <…> Перед вечером невероятно поют соловьи. Самый виртуоз где-то в березах у забора за черноплодовой рябиной. Необыкновенно красиво.
Достал 28‑й том Герцена, которого у меня не хватало. Теперь совсем полный.
14 мая. <…> Неожиданно получаю бандероль от В. Розова. Его последняя книга «Мои шестидесятые», в которой 4 пьесы и статьи. Надпись: Александру Константиновичу Гладкову с благодарностью за Вашего Мейерхольда с пожеланием добра. В. Розов. 1970. 11 мая.
Прочел сборник о Шебалине. Жаль, не знал, что он делается, а то тоже написал бы. Я его хорошо знал и очень любил. И кажется, понимал. Было время, когда я встречался с ним часто и он бывал со мной открыт. Помню, как однажды, когда Тихон Хренников[131] уже вошел в славу, он горько сказал о том, что тот по-серьезному «не состоялся». Многое для меня было новым. Я конечно слышал про его болезнь, но не знал, что это было так трагично. Да, пожалуй, после моего возвращения я уже с ним ни разу не встретился — теперь я понимаю почему.
Середина 30‑х годов, студия Хмелева[132] и дом Вильямсов.[133]Мы жили по соседству и всегда вместе возвращались. Потом — ГОСТИМ, Мейерхольд, затем в Свердловске во время эвакуации. Его рабочие планы. Он тоже хотел писать муз. комедию по «Давным-давно».
15 мая. <…> Сегодня окончательно раскрылась одна загадка. В театральном журнале Бибиси с отзывом на чешский спектакль «Ревизора» выступал Николай Рытьков.[134] Это он — тот диктор английских передач, который делает много ударений. Я его хорошо знал и даже сидел с ним вместе весной 49-го года в одной из камер Лубянки. Вернувшись (он сидел дважды), он был в труппе театра Лен<инского> Комсомола, когда там ставилась «Первая симфония».[135]Да, это он, сумасшедший эсперантист и чудак. Забавно. Пражского «Ревизора» он обругал: наверно, правильно.
16 мая. <…> Бибиси передает, что вчера в США умер от сердечного приступа Аркадий Белинков. Он недавно перенес операцию на сердце, а в конце прошлого года попал в Италии в автомобильную катастрофу, которая ухудшила его состояние. Он считал, что эта авария не случайна. Ему исполнилось 49 лет.
20 мая. <…> Ездил в город. Встреча в Лавке с бывшей Любой Фейгельман. До чего же она стала противна. Мы почему-то не здороваемся. Теперь она Любовь Руднева, член ССП. Пишет слащавые повестушки. К обширному лагерю прогрессистов не принадлежит. <…>
Умер Илья Нусинов, драматург и сценарист, писавший вместе с Лунгиным.[136] Он был сын расстрелянного профессора Нусинова.[137] Я с ним познакомился весной 1942 года в Свердловске, где он был с каким-то военно-инженерным училищем. Однажды там ему и его товарищам мы с Арбузовым читали только что дописанного «Бессмертного».[138] Он был хороший человек. Помню его и на похоронах Пастернака.
22 мая. <…> Бибиси сообщает, что арестован этот таинственный Амальрик. Арестовали его на даче, а обыск был и на даче, и в Москве. В сообщении он назван «советским писателем».
25 мая 1970. <…> (АКГ в гостях у Ц. И. — М. М.) Марьямов прочитал первые 4 листа из нового романа Солженицына и говорит, что это очень хорошо.
Обедаю в ЦДЛ. <…> Еще встреча с Храбровицким, который тут же у гардероба начинает обличать Н. П. Смирнова как «провокатора», говорит, что написал на него заявление в ССП (я об этом знал от Н. П.) и прочее. Он производит впечатление сумасшедшего. Еле от него отделываюсь. <…>
29 мая. <…> Арестованный Амальрик будто бы перевезен в Свердловск, где были найдены его произведения. Свердловск запретный город для иностранных корреспондентов и там суд над ним вызовет меньше шума.
30 мая. <…> Умерла художница В. Ходасевич, бывшая любовница Горького, много знавшая и мало об этом в мемуарах сказавшая.[139]
31 мая. <…> В без четверти шесть Бибиси передало, что в Москве арестован Жорес Медведев. Я с ним никогда не встречался, но читал его антилысенковскую рукопись. Он работал в Обнинске и несколько месяцев назад был снят якобы за устройство там выступлений Солженицына. Знаю это со слов Р. А. <Медведева>. Это может коснуться и его. <…>
Еще передали по радио, что в десятилетнюю годовщину смерти Б. Л. Пастернака к его могиле было паломничество. Поэты читали стихи и пр. А я, откровенно говоря, забыл про эту дату…
3 июня. С утра еду в город. Был у Юры. <…>
Поразительны подробности задержания Жореса Медведева (от Р. А., т. е. все точно). Ордера на арест не было. К нему на квартиру в Обнинск явился майор милиции и врач-психиатр. Он отказался подчиниться. Заперся. Ломали дверь. На его слова, что это незаконно, майор ответил: — Мы органы насилия… Его отвезли в Калугу и поместили там в сумасшедший дом в общую палату. На след<ующий> день Р. А. на машине бросился туда. С ним еще какие то друзья их отца, старого коммуниста. Зав. психиатрической лечебницей доктор Лифшиц, еще молодой человек, заявил, что он считает Жореса сумасшедшим на основании чтения его работ. Как Р. А. пошел к врачу на дом и ждал его, а жена врача угощала его пирожками и как чуть не упал в обморок врач, пришедший из больницы и увидевший Р. А. поедающего пирожки (он и Жорес схожи, как близнецы). Врач смущен и испуган. Р. А. ему говорит, что тот всю жизнь будет стыдиться лже-экспертизы и пр. Потом новая экспертиза, уже с москвичами. На нее прорвался один академик-генетик, друг Жореса. Телеграммы Твардовского, Капицы[140] и др. Как Р. А. в воскресенье звонил на Лубянку и жаловался и ему дежурный ответил, что надо звонить в понедельник. — А если беззаконие совершено в воскресенье, кому жаловаться? — спросил Р. А. — Жалуйтесь своей жене! — ответил дежурный. Это все подлинно. Он сумел проникнуть к Б<,> помощнику Брежнева. Тот ничего не знал и обещал доложить Брежневу. Р. А. думает, что органы в стороне. Сомнительно. В общем вторая экспертиза признала Жореса здоровым, но требующим «наблюдения».