12 авг. Вчера вернулся днем из города, а через час появилась Эмма[145]. Проездом из Новочеркасска в Дом отдыха в Щелыково. Уезжает туда же этим вечером. Забыла в Новочеркасске плащ и вспомнила, что в Загорянке остался старый парижский, купленный мною давно. Это предлог м.б. Открыл ей дверь Лева. Сбивчивые разговоры: смесь решительности и что-то вопросительное. Я тихо-сдержан. Провожаю ее на поезд в Кинешму и возвращаюсь в полночь. Она пополнела. Н.И. очень болеет и продолжает бранить меня. Привет почему-то от бабушки[146]. # Не знаю, как обо всем этом думать, но снова заболела душа. Выбит из колеи. # (…) # Сегодня уехали Левицкие. Они приятные гости и маленькие облачка, набегавшие на их пребывание в моем доме, объясняются моей неуравновешенностью. Правда, я сам все улаживал. #
13 авг. Сам себе не верю — это было или нет? — что мелькнула Эмма. Она уверяет, что и «не собиралась» и что это решила мгновенно. Но ведь не в плаще же дело. А впрочем… Увидела свое фото у меня над столом. #
15 авг. Переставляю книги — симптом того, что нахожусь в совершенно неуравновешенном состоянии. Вожусь с этим почти целый день. #
15 авг. (…) # Сегодня Бибиси передало заявление А. Солженицына, адресованное председателю КГБ Андропову и Косыгину о налете на дом писателя под Наро-Фомин—
с-ком (…) # (…) # Поздно вечером «Г[олос] А[мерики]» передало сообщение московского корреспондента (…) с подробностями (…). Писатель был нездоров и задержался в Москве, а на дачу по его просьбе приехал его друг Александр Горлов[147]. Приехав, он нашел там разгром. Кегебистов было человек 10 во главе с капитаном Ивановым. Они его связали и избили, а потом отвезли в местное отделение милиции (…). # (…) Дача Солж. крошечная: простенький деревенский маленький домик. # Я совершенно все-таки выбит из колеи. Все валится из рук. Лучше уж покой тоски, а не это… ##
19 авг. (…) # Пол-лета я глазел несколько раз в день в окно на жилицу М.Н. Сок-в<у> [последние буквы непонятны: одновременно еще буквы «й» и «д»] черноволосую, полную Тамару, которая часами стирала для своей маленькой дочки в одном халатике, накинутом на голое тело, в ракурсе, открывавшем ее ноги более откровенно, чем самые экстра мини-моды. Она заметила мои взгляды и уже стала заметно вертеться перед окном, а я начал захаживать к М.Н. под всякими предлогами. И вот приехал ее муж, молодой летчик, и сообщил, что они получили новую квартиру где-то в Звездном. Ничего у нас еще не было, а простились с чувством потери — т. е. я, но и она кажется… ##
22 авг. (…) # Вчера ночью уехал Ник Уоррал [английский славист-театровед],[148] который пробыл у меня почти полутора суток. Он очень приятный человек. Ему уже 32 года. До университета был учителем. У него тысяча вопросов о Мейерхольде: я почти осип от говорения. Кое-как кормил его из своих запасов. Он спал внизу. # (…) # Телеграмма от Ц.И. Просит позвонить ей, что-то насчет союза и квартиры[149]. Ох, как мне все противно. ##
23 авг. 1971 (…) # Так я дружил с Юрой Трифоновым все последние годы, а сейчас совсем не хочется его видеть. Но если быть справедливым, то это началось раньше, чем случился этот глупый инцидент с «Загорянкой» в его повести[150]. (…) # Письмо от Эммы из Щелыкова. Ей там нравится. Актер Этуш из Вахтанг. театра говорил Белинскому[151], что в театре от моей пьесы в восторге и что роли распределены очень хорошо. (…) # И вот я опять раздрызган душевно: покойней быть совсем навсегда одному… #
24 авг. Не поехал в город из-за перебоев в сердце. Не нужно было Ц.И. присылать мне телеграмму, да еще такую таинственную…[152] # (…) # Все могу перенести, но как в грузинском анекдоте: «просить е…. для меня — хуже нет». Т. е. вообще просить. # Вчера радио сообщало, что иностр. корреспонденты получили возможность ознакомиться с II №№ [двумя номерами?] нелегального журнала «Полит. дневник», выходившего будто бы до начала этого года после свержения Хрущева (вышло 70 или 80 номеров)[153]. Его выпускают некие высокопоставленные генералы (?). (…) # (…) # В последнем № «Вопр. литературы» напечатаны отрывки из статьи Гете в переводе и с комментариями Льва Копелева. Кажется, это впервые он появился в печати после исключения из партии. # (…) [в «Вечерке»] известие о смерти Саши Письменного[154] (…) # Я его знаю с середины 30-годов. Подружились мы в Чистополе, а после встречались случайно. Жалко! Он был настоящим литератором, которого ничего кроме литературы не интересовало. ##
25 авг. [АКГ приезжает на похороны Письменного] # Еду в ЦДЛ. Гроб стоит в малом зале — это похороны по третьему разряду (но есть еще и 4-й). (…)
26 авг. Наконец, пустили воду. Вчера Токарь собирал по рублю на это, как мзду рабочим. # С утра женщина моет мне дом. (…) # Да, встреченный вчера в городе Зак рассказывал (…) как без долгов им с И. Кузнецовым не удается совсем жить, несмотря на премии и повышенные гонорары[155]. (…) # Театр их не кормит, а кормит все-таки кино. # О том, что режиссерская взятка стала почти законом. # (…) # Не проходит тягостное чувство после жалких похорон Письменного. И не в том дело, какой он был писатель, большой или маленький, а в том, что как ни плохо у нас оборудована жизнь, смерть оборудована еще хуже. Все как-то мизерно и мизерабельно. # Под вечер долго сижу в саду. Это теперь главное мое удовольст-вие. ##
27 авг. В 8 утра поехал в город, имел в виду сделать много дел. Сделал все кроме главного — не отдал в ЖСК заявление Райха и мое: секретарша не пришла… [Заявление АКГ об оформлении собственности на квартиру на Красноармейской[156].] # (…) # Вернулся в Загорянку в 4 часа. В саду рай. # Отправил Эмме письмо. # Вечером встретил темноту в саду. Яблоки уже падают. #
28 авг. (…) # С удивлением наблюдаю за собой. Боюсь неловкости отчуждения и кажется был бы не прочь, если бы Э. побыла поменьше, если так… # Сложное существо — человек. # Это наверно все-таки эгоизм: жалко себя, если сердце опять поверит… #
29 авг. Томительно прекрасный полуосенний день. В такие дни всегда думается, что они скоро кончатся. # (…) # Сорвал самые вызывающе краснеющие яблоки на нижних ветках, чтобы не вводить во искушение. ##
30 авг. (…) # Вчера вечером дописал мемуарный очерк об Эренбурге. Это не то, что я хотел написать и не знаю, хорошо ли? Встал в 6 утра, чтобы перебелить некоторые страницы. Захотелось назвать его иначе и придумал неплохое название «Поздние вечера»[157]. # Еду в город. У Ц.И. потом иду в контору ЖСК. Глупые препирательства с секретаршей Лидией Львовной. По-моему, она городит чепуху. Все-таки оставляю заявление Райха и свое.
31 авг. Солнечно, но прохладно. # Думаю о приезде Эммы. # Знаю ли я, чего хочу? # (…) # Я устал чувствовать себя виноватым, заискивать перед Н.И. и устал чувствовать себя последним в доме на ул. 3-го интернационала, как это фактически было. Да, я не люблю семью как таковую, когда слишком близко все дышат друг у друга над ухом, когда кто-то, встав утром с левой ноги, считает себя вправе испортить настроение и т. п. И если нельзя иначе, то лучше никак. # Я не барин, охотно делаю любые услуги по дому, хожу за покупками и пр. И м.б. одиночество для меня всего тягостнее тем, что некого радовать и некому что-то дарить. # Но и без этого наверно проживу, как ни печально. Скучно? Не всегда. Иногда. ##