Мисти сказала:
– Кто-кто?
И кто-то ответил:
– Питер Уилмот.
И кто-то другой сказал:
– Не смотри ему в глаза.
Все ее подружки сказали: «Мисти, не вздумай даже потакать ему». Когда бы Питер ни вошел в комнату, всякая женщина вспоминала, что она куда-то спешит. Не то чтобы от него воняло, но женщины все равно прикрывали лицо ладонями. Он не пялился на буфера, но большинство женщин все равно скрещивали на груди руки. Наблюдая за любой женщиной, говорящей с Питером Уилмотом, можно было заметить, как ее лобная мышца собирает лоб в морщины – доказательство того, что ей страшно. Верхние веки Питера оставались полуопущенными, как у человека, который скорее рассержен, чем ищет, в кого бы влюбиться.
И тут подружки Мисти, тем вечером в галерее, они разбежались.
И Мисти оказалась одна рядом с Питером, с его сальными волосами, со свитером и старой помоечной бижутерией – покачиваясь взад-вперед на каблуках, руки в бедра, и глядя на картину, он сказал:
– Ну и?..
Не глядя на нее, он сказал:
– Будешь мокрой курицей и убежишь, как твои малолетки-подружки?
Он сказал это, выпятив грудь. Его верхние веки были полуопущены, его нижняя челюсть ходила ходуном. Его зубы скрежетали. Он повернулся и привалился спиной к стене с такой силой, что картина рядом с ним накренилась. Он откинул голову – расправленные плечи вжаты в стену, руки засунуты в передние карманы джинсов. Питер закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он медленно выпустил воздух сквозь зубы, открыл глаза, уставившись на нее, и сказал:
– Ну и?.. Что ты думаешь?
– О картине? – сказала Мисти.
Похожий на утес каменный дом. Она протянула руку и вернула раму в нормальное положение.
И Питер глянул вбок, не поворачивая головы. Его глаза повернулись, чтобы увидеть картину, висевшую рядом с его плечом, и он сказал:
– Я вырос по соседству с этим домом. Парень с книжкой – это Бретт Питерсен.
После чего громко, слишком громко, он сказал:
– Скажи: пойдешь за меня замуж?
Вот как Питер делал предложение.
Так ты его сделал тогда. В первый раз.
Он родился на острове, говорили ей все. Остров Уэйтенси, сущий музей восковых фигур, все эти славные старые островные семейства, восходящие к временам «Договора „Мэйфлауэра“.[10] Эти славные древние генеалогические древа, где каждый каждому был внучатым племянником. Где никому уже двести лет не приходилось покупать столовое серебро. Они ели мясо на завтрак, обед и ужин, и все сыновья их, похоже, носили одни и те же убогие древние побрякушки. Что-то типа местной моды. Их старые фамильные дома из галечника и камня возвышались вдоль Вязовой, Грабовой, Можжевеловой улиц, выщербленные – ровно настолько, насколько нужно, – соленым воздухом.
Даже все их золотистые ретриверы были друг другу двоюродными братьями.
Люди говорили: на острове Уэйтенси все было такого, ровно насколько нужно, музейного качества. Смешной старомодный паром, на котором умещались аж шесть машин. Три квартала зданий из красного кирпича вдоль Торговой улицы, бакалейная лавка, старая библиотека в башне с часами, еще лавчонки. Белая вагонка и изогнутые террасы старой закрытой гостиницы «Уэйтенси». Церковь острова Уэйтенси – сплошной гранит и витражные окна.
Там, в галерее художественного колледжа, на Питере красовалась брошь – кругляшка, по краю которой шли грязные синие стразы. Внутри еще один круг из фальшивых жемчужин. Нескольких синих камней не хватало, и пустые гнезда казались хищными, с маленькими кривыми зубками. Металл был серебром, но помятым и уже начавшим чернеть. Острие длинной булавки торчало наружу из-под края кругляшки и казалось покрытым прыщами ржавчины.
Питер держал в руке здоровенную пластмассовую кружку пива с написанным на ней по трафарету названием какой-то спортивной команды. Он сделал глоток и сказал:
– Если бы все равно никогда не решишь пойти за меня, то нет смысла вести тебя в ресторан ужинать, ведь правда?
Он посмотрел на потолок, потом на нее и сказал:
– Я нахожу, что такой подход экономит сраную кучу времени.
– Для протокола, – сказала ему Мисти, – этого дома не существует. Я его выдумала.
Сказала тебе Мисти.
И ты сказал:
– Ты помнишь этот дом, потому что он по-прежнему живет в твоем сердце.
И Мисти сказала:
– Откуда, на хрен, ты знаешь, что живет в моем чертовом сердце? Большие дома из камня. Мох на деревьях. Океанские волны, что шипят и взрываются под утесами коричневых скал. Все это жило в крохотном сердечке белого отребья.
Может, оттого, что Мисти все еще стояла рядом, может, оттого, что ты подумал, что она толстая и одинокая и не убежала от тебя, ты покосился вниз, на брошь на своей груди, и улыбнулся. Ты посмотрел на Мисти и сказал:
10
«Мэйфлауэр» – английский торговый галеон, доставивший в Америку в 1620 г. первых английских переселенцев-пуритан, «отцов-пилигримов», основавших Плимутскую колонию. На его борту ими был утвержден документ, известный как «Договор „Мэйфлауэра“, прообраз конституции нынешних Соединенных Штатов Америки.