Завороженный, загипнотизированный я ожидал появления из кабинки какого-то чуда, какого-то, непременно, изысканного маневра, неслыханного представления. Потом испугался увидеть что-то странное, возможно, страшное. Кровь не просто так привела меня туда, куда привела, и заставила делать то, что я делал. По идее, я делал то, что никак не входило в мои планы (в планах у меня было изучение природы и окружающего мира с НН), то, что я точно никогда бы не сделал в здравом уме. Возможно, мой рассудок подкосился, когда я упал после удара тяжеленным рюкзаком? Возможно, со мной произошло?.. Нет. Вряд ли. Но это как-то повлияло на мой мозг… Это точно!
Дверца полностью открылась и пошатывалась взад-вперед на скрипучих петлях медного цвета. Изнутри она была исписана куда больше, чем в мужских туалетах нашей школы. На ней я увидел еще с десяток номеров мобильных и стационарных телефонов, мысли об учебе, отношение к учителям, имен которых еще не знаю (экономику, физику и химию преподают только в старших классах). Позже в верхнем углу отчетливо разобрал рисунок мужской письки, выполненный из двух кружков, овала и черточек. Я видел все, кроме того, кто находился внутри кабинки и пыхтел, шуршал и охал.
— Я могу помочь. — Не знаю, мог ли, но почему-то не переставал говорить о помощи. — Вам чем-то помочь? Только скажите.
Тишина. Отчетливые звуки расстегивающейся молнии. По продолжительности «вжиииика» — если открывать не торопясь, как обычно — я предположил, что молния была примерно двадцать пять сантиметров и, скорее всего, находилась не на ширинке, не на куртке, а на сумочке. Забегая вперед, скажу, что не ошибся в своих подсчетах. Молния находилась именно на сумочке.
Я вновь услышал узнаваемые звуки. Звуки, которые уже слышал раньше и не единожды. Звуки, которые доносятся из сумочки мамы, когда она копошится в ней, судорожно пытаясь разыскать звонящий на дне телефон, заваленный расческами, бумажками, помадой и прочей ерундой, которую она точно также выкидывает после использования в урну под раковиной в ванной.
С минуту я простоял как вкопанный, не моргнув ни разу. Я снова чего-то ожидал и… дождался. Сначала из кабинки показалась розовая грань прямоугольного зеркальца, потом — целиком. Его держала девчачья рука, чуть больше моей (насколько точно я мог тогда оценить размеры). Ногти были одного цвета с корпусом зеркальца, и на каждом были приклеены то ли звездочки, то ли искры, то ли все вместе.
Квадратные плитки на полу женского туалеты проминались под моими ногами, пока я тупо пялился в отражение зеркальца. Я пытался рассмотреть в нем хоть что-то, но видел только окружение уборной и себя. Рука шевелилась, изменяла положение зеркала в пространстве, угол, словно им орудовала не девчонка, а опытный командир подводной лодки, веками наблюдающий за противниками через перископ. Когда угол зеркальца занял единственно верное положение, я увидел глаза, наблюдающие за мной из-за укрытия. Она (теперь я был уверен, что там была девчонка) видела меня, а я ее, точнее — только глаза. Заплаканные, покрасневшие глаза.
Девчонка моргнула, в моей груди что-то щелкнуло, в горле что-то сжалось, будто я всухомятку съел три ломтя хлеба и столько же печенек. Она снова моргнула, и в ее взгляде я увидел мольбу. После третьего раза я уже не мог стоять на одном месте и хотел хоть что-то предпринять. Я чувствовал, что должен был что-то сделать, что она чего-то ждала от меня. Я шагнул в ее сторону и замер, прислушался.
За дверью женского туалета, в школьном коридоре послышались голоса двух девчонок, точно также прогуливающих свой урок. По цокоту каблуков и слегка грубоватому, возможно, прокуренному голосу было понятно, что они намного старше меня, даже старше той, что пряталась в кабинке и приковывала меня своим взглядом через отражающий прямоугольник в розовой оправе. Цокот становился все громче и громче, разлетаясь эхом по длинному коридору, а голоса — отчетливее. Я все равно не мог разобрать их веселого разговора. Они, вроде бы, обсуждали что-то, произошедшее в стенах школы, что-то, особенно забавляющее их. Они хихикали, и, если бы я обладал способностью видеть сквозь стены, рассмотрел их оживленные жестикуляции.
Я продолжал смотреть в одну точку — в отражение, откуда на меня смотрели застывшие глаза. Голоса в коридоре были уже совсем близко, и я начал распознавать в речи девчонок некоторые слова, одно из которых и привело меня в чувство.
— … туалет, — услышал я и тотчас понял, что к чему.
Дернулся, готовый выскочить из туалета, но тогда шанс остаться незамеченным сводился к нулю. Принял решение спрятаться в первой кабинке и допрыгал до нее на одной ноге, вспомнив, что вторая могла оставить кровяной отпечаток, который мог бы привести девчонок из коридора ко мне, как меня привели туда капли. Я заскочил в кабинку, захлопнул крышку унитаза и вскочил на нее — благо, ее прочности хватало выдержать массу первоклассника. Справа от себя услышал, как девчонка с зеркальцем захлопнула дверцу своей кабинки. Мы притаились. Я чувствовал, что с ней мы уже заодно, так сказать, плывем по течению в одной лодке. В тот же момент в туалет зашли старшеклассницы, и одна из них выругалась: