— Тревога! — раздается совсем близко и так отчетливо, что все в машине мгновенно вскакивают на ноги. Это кричит Петров, свесив голову в свой люк. Голова наводчика почти надо мной.
Сон словно рукой сняло. В темноте быстро изготовились к бою и под грохот артподготовки неслышно и незаметно (так нам по, крайней мере, казалось) добираемся до исходных. Газу прибавлять почти не потребовалось, потому что проселок шел под уклон, в низину, густо заросшую молодыми деревьями. Спускаясь в это укрытие побатарейно, ставя машины поближе к опушке, что обращена к предполью, быстро замаскировали самоходки.
На правом фланге полка, почти напротив рощи Журавлиная, затаились все пять самоходных установок нашей батареи. Самая правая — машина младшего техника-лейтенанта Идесмана. Место его командира, лейтенанта Стыкчинского, тоже недавнего выпускника училища, занял в самоходке комбат Франчук, решивший сам вести батарею в бой. Своей машины у комбатов нет. На чем же они будут гоняться за своими СУ? На своих на двоих? Сидя на башне? Как им координировать действия экипажей, как управлять мощным огнем? Странный род войск... Даже артиллерийские панорамы были вчера выданы командирам машин, как будто нам в самом деле придется поддерживать свои танки или пехоту с закрытых позиций. А зачем тогда нам такая броня?
Наша артподготовка началась в 4.00, еще до нашего прибытия на исходные, и канонада, не прерываясь ни на минуту, свистит, и ревет, и завывает, и грохочет, как хорошо сыгравшийся страшный оркестр «бога войны», который исполняет на сотнях стволов, изрыгающих огонь и смерть, жуткую увертюру к еще более ужасному действу. Ждем. Снаряды и мины густым роем летят через наши головы туда и оттуда. Немцы поначалу отвечают, но постепенно их огонь слабеет. Только изредка грохнет разрыв где-нибудь позади и выше нас. Противник таится, не желая обнаруживать свои огневые точки. [86]
Зато над укреплениями фашистов, у самой линии недалекого горизонта, суженного краем поля, которое идет на подъем в направлении хутора Редин, непрерывно вспыхивают молнии разрывов, рвущих в клочья предутренний сумрак. Вся окрестность на многие километры наполнена оглушительным гулом, земля вздрагивает, как живая.
В 8.40 неожиданно (хотя нам всем хорошо известно, что так оно и должно быть, что все идет по «расписанию») канонада умолкает, и наши полуоглохшие уши не сразу улавливают ровный рокот, накатывающийся из-за спины, с востока. Он быстро приближается, превращается в могучий рев — и в чистом утреннем небе над Журавлиной рощей (какое поэтичное название!) закружились наши пикировщики. 15 минут они усердно «обрабатывают» рощу, особенно густо кладя бомбы вдоль опушек, прилегающих к полю перед хутором и к нашей низине.
Уже давно взошло позади нас солнце (хорошо, что оно немцу в глаза светит), и все впереди отлично видно, даже отдельных пехотинцев, рывками перебегающих «под шумок» среди спелой ржи в сторону хутора.
А мы замираем и томимся — ждем, когда наступит наш черед. Уж и не помню, сколько раз подергал за все рычаги и выжал педали, проверяя ход тяг, ткнул пальцем в кнопку стартера — работает.
8.55 (танковые часы кировские — в левом нагрудном кармане гимнастерки). «Петляковы» (их было почти три эскадрильи, должно быть, полк), сбросив последние бомбы, построились и потянули на восток вслед за ведущим, словно стая журавлей за своим вожаком.
И тотчас снова дружно ударили артиллеристы (мы в это время завели двигатели).
Торопливо перебегает от самоходки к самоходке Сашка Корженков, наш помпотех, заглядывает под приподнятые броневые крылья смотровых лючков и, стараясь перекричать грохот орудийной пальбы и шум работающих (пока вхолостую) моторов, в последний раз спрашивает, все ли в порядке. Как будто не знает, что у моей машины тормоза ни к черту. Ору: «Лента!» Надсаживаясь, он пищит (у него тонкий голос), приблизив лицо вплотную клюку: «Езжай прямо!» — и, отодвинувшись, машет рукой в направлении хутора. До чего умный совет! Не назад же в самом деле ехать. [87]
Канонада стихла, хлопнуло несколько запоздалых орудийных выстрелов, показавшихся до смешного слабыми.
Зеленая ракета, оставляя за собой белый след и шипя, взвилась откуда-то из-за деревьев, на мгновение зависла и вдруг раздвоилась — это сигнал нам!
КВ, стоящие в этой же низине, левее нас, грозно взревев, повылезали из опушки и, переваливаясь на неровностях, покачивая на ходу пушками, поползли вверх по полю, на дальнем, противоположном краю которого медленно оседали, светлея, клубы песчаной пыли и дыма. Сбоку наши танки действительно чем-то напоминали большеголовых мамонтов, почуявших опасного врага и угрожающе поднявших свои хоботы.