Было дождливо. Два раза мы останавливались и пережидали дождь: один раз у лесного сторожа и потом в какой-то лавке. У лесника Л.Н. поднялся на крыльцо с навесом, а я пошел поставить лошадей в сарайчик и потом тоже взошел на крыльцо. Пастух сидел там и курил. Когда мы поехали, Л.Н. рассказал, что он стал убеждать пастуха не курить и вина не пить, а тот возразил ему:
– Как же, а доход-то царю-отечеству?
В Рудаково с полдороги поехали сокращенным путем, лесной тропинкой, но заплутались. Было уже поздно, нужно было торопиться, и мы скакали по полю, отыскивая дорогу. Вот, наконец, деревня. Л.Н. проехал в общественную потребительскую лавку, только что устроенную крестьянами по совету и под руководством Буланже. Вошел в лавку и посидел, расспрашивая крестьян, как идут дела, и обрадовался, когда узнал, что успешно.
Про дом для Татьяны Львовны вспомнили, уже выезжая из деревни. Нужно было возвращаться на другой конец ее. Но Л.Н., видимо, устал, да и торопился домой – только смотреть дом не поехал.
Поехали назад другой дорогой, сокращенной. Но опять не совсем удачно, потому что не попали туда, куда хотели. Вернулись по большой дороге, через Скуратово, Овсянниково и Засеку. Все время скакали, и оба приехали в Ясную в мокрых от пота рубашках.
Л.Н. так устал или был возбужден, что даже не спал перед обедом.
15 июля
Отправляясь верхом, Л.Н. говорил:
– Жалко, что не вы едете.
Ездил опять в Рудаково, очень устал. Полученные письма не успел прочесть, дал мне:
– Решайте, кому ответить, кому книги послать, какие оставить без ответа. Мы потом посоветуемся.
Приехал из Америки мистер Рокки, друг Брайана, с рекомендательным письмом от него[37]. Рокки принадлежал к одной из богатейших американских семей, но порвал со своим кругом и ведет очень скромный образ жизни, занимаясь теорией педагогики.
История с дневниками, по-видимому, близится к концу. Л.Н. уступил Софье Андреевне: взял дневники у Черткова. Но при этом решил не предоставлять дневников как предмета спора ни той ни другой стороне, а хранить их как бы в нейтральном месте, в каком-нибудь тульском банке.
Когда я стал прощаться перед уходом домой, Софья Андреевна просила меня передать Владимиру Григорьевичу приглашение быть у них сегодня вечером. С другой стороны, от Л.Н., я получил письмо для Владимира Григорьевича. Кроме того, он просил меня передать Черткову на словах, чтобы он был возможно осторожнее с Софьей Андреевной, не упоминал ни слова о дневниках и воздержался от беседы с Л.Н. наедине, у него в кабинете, ограничившись свиданием с ним в общей комнате.
Л.Н. вынул из кармана письмо Владимира Григорьевича и показал фразу, где тот, как оказалось, уже спрашивал, не лучше ли было бы хранить дневники в Ясной Поляне, чтобы в случае надобности иметь возможность пользоваться ими для работы.
– Вот такие вещи разве можно говорить?! Пожалуйста, скажите, чтобы ни слова не упоминал о дневниках! Это может вызвать такой взрыв, какого предугадать нельзя. Ведь дневники – это прямо пункт умопомешательства душевнобольного!..
16 июля
Утром Л.Н. говорил о письме, полученном им от петербургского журналиста А.М.Хирьякова:
– Какое пустое письмо Хирьякова! Шуточки о самых серьезных и важных предметах. Он не может понять, что познать себя не значит копаться в самом себе, а значит познать свою духовную сущность, которая составляет основу движения жизни. Что значит не иметь религиозно-философского отношения к вопросам жизни! Все мудрецы мира учили, что самопознание имеет глубокое, огромное значение, а Хирьяков с госпожой Курдюковой решили, что это такое глубокомыслие, в которое «провалишься» и т. д. Бог знает что такое!
Ездили вместе верхом далеко-далеко, сделав большой круг. Открыли новую дорогу: сначала по крутому косогору вверх, по тропинке между молодыми березами, со сверкающими от пробивающегося сквозь листву солнца частыми белыми стволами; потом по глухой дороге, а потом и главное, по бесконечной узкой просеке, с препятствиями, которые приходилось брать: то склоненные с двух сторон над дорогой и переплетенные ветвями между собой деревья (их объезжали с большим трудом по частому, почти непролазному молодому лесу), то канавы, то крутые спуски и такие же крутые подъемы…
Когда свертывали с дороги в эту просеку, Л.Н. произнес свое обычное:
– Попробую дорожку!
На середине я было предложил ему вернуться, но он не хотел.
37
Мистер Рокки – прозвище, которое дали в Ясной Поляне Мэтью Герингу, магистру права Эдинбургского университета, другу американского политика-демократа Уильяма Брайана (1860–1925), корреспондента Толстого.