— Знаю, знаю, — сказала она, едва я появилась в дверях, — письмо от папы, и вы с мисс Бомберри едете в город.
— Откуда тебе это известно? — удивилась я.
— Ну, догадаться было нетрудно.
Она надавала мне кучу полезных советов, научила, как и о чем говорить, остерегла насчет того, чего вовсе не следует касаться в разговоре. К примеру, ни в коем случае не поминать ненавистного отцу барона.
— Да не забудь рассказать о несчастной жертве его бессердечия, — напутствовала она меня.
Напоследок она прибавила, чтобы я не рассчитывала на подарки, — отец, дескать, сам без гроша сидит.
Через час подали лошадей, мама обняла меня на прощанье и прошептала:
— Возвращайся скорей!
Мисс Бомберри также наказали в городе долго не задерживаться.
Отец остановился на постоялом дворе и, видимо, меня Ждал, словно заранее знал, каково будет мамино решение.
Он очень изменился: обрюзг, потолстел и выглядит неважно, будто нездоров. И вообще он заметно постарел. Увидев меня, он растрогался, но, пожалуй, им владело скорей любопытство, нежели нежные отцовские чувства. Под его пристальным взглядом я смутилась.
1 но он виноват передо мной (фр.).
— Так я и думал, — сказал он, — ты уже совсем взрослая барышня и, слава богу, недурна собой. Это меня радует. Тебе уже восемнадцать лет, и пансион и ученье позади.
— Я занимаюсь английским языком…
— Очень хорошо.
Мисс Бомберри извлекла из дорожного сака книжку, а мы перешли в другую комнату. Папа стал расспрашивать меня о маме, я отвечала, что она нездорова и собирается в Карлсбад. Он промолчал.
— Я бы тоже поехал на воды, — после недолгой паузы сказал папа. — Подагра меня замучила, вот только денег нет…
Долго еще выспрашивал он меня, но я не всегда могла удовлетворить его любопытство. Так беседовали мы с ним о всякой всячине; он явно хотел составить себе представление обо мне.
— Пора бы маме подумать о твоем замужестве, — сказал он под конец. — Но вряд ли при ее теперешних связях ей удастся подыскать для тебя подходящую партию. Ты молода, красива и рода старинного… Я сам этим займусь, только, пожалуйста, не привередничай.
Я промолчала, не зная, что ему ответить, но немного погодя спросила: должна ли я сказать об этом маме? И прибавила: я во всем полагаюсь на нее и никогда не поступлю против ее воли.
— Но я твой отец и тоже имею право принимать в тебе участие, — сухо сказал он и опять повторил: — Только смотри не будь слишком привередливой.
Это навело меня на мысль, что партия, наверно, не слишком блестящая, и, собравшись с духом, я заметила, что мне еще рано думать о замужестве.
— Тебе уже восемнадцать лет, а пока дело до венчания дойдет и девятнадцать исполнится. Как раз самое время. Если представится случай, его нельзя упускать.
Ничего более определенного он не сказал, прибавив только, что напишет маме. Когда мы вышли в соседнюю комнату, папа оживился, повеселел и, забыв о моем присутствии, стал развлекать англичанку, щеголяя перед ней остроумием.
Поскольку письма в тот день он не написал, нам пришлось заночевать в городе. Мной овладело смятение, я столько мыслей теснилось в голове, что я заснула только под утро.
Назавтра папа настроен был иначе. Вчерашний разговор о замужестве он обратил в шутку, успокоил меня и стал допытываться, в самом ли деле мама едет в Карлсбад.
— Это необходимо для ее здоровья, — сказала я. — И хоть мы не располагаем деньгами, а дядюшка помочь отказался, мы, тем не менее, едем, даже если придется залезть в долги.
— У нее фактотум хороший, — понизив голос, заметил папа.
Перед отъездом он был со мной очень ласков.
— Помни, Серафина, — сказал он на прощанье, — хотя мы редко видимся, никто так не любит тебя и не печется о твоем благе, как я. Положись во всем на меня. Рад бы подарить тебе деньги, да сам стеснен в средствах… Может статься, увидимся в Карлсбаде… Я тоже туда собираюсь…
Дома мама учинила мне форменный допрос.
— Память у тебя хорошая, — сказала она, усаживая меня подле себя, — опиши мне во всех подробностях свою встречу с отцом. Пожалуйста, постарайся не упустить ни слова из того, что он говорил. Для меня это очень важно.
Желая угодить маме, я повторила почти дословно наш разговор. Но едва я обмолвилась о том, что он шутя упомянул о моем замужестве, мама, дрожа от негодования, вскочила со стула. Мне с трудом удалось ее успокоить.
— Я слишком хорошо знаю твоего отца, — невольно вырвалось у нее, — конечно, ты должна его почитать, и я не сомневаюсь, он по-своему любит тебя и желает добра, но что-что, а выдавать тебя замуж мое дело. Убеждена, у него на этот счет самые нелепые планы и в мужья он прочит тебе кого-нибудь из своих приятелей, умеющих пускать пыль в глаза, но по существу людей никчемных.