Не в силах вымолвить слога, я в слезах выбежала из комнаты. С мамой сделался обморок. Пильская заклинает меня вернуться в Гербуртов. Ничего не поделаешь, завтра еду. Вечером, когда мы с ним прощались, я сделала собой усилие и не показала вида, как мне тяжело.
— Не забывайте обо мне… участь моя достойна сожаления, — сказала я, и глаза наши встретились.
Он припал к моей руке и молча вышел, — волнение мешало ему говорить.
Гербуртов, 19 декабря
Болезнь Оскара — бессовестная ложь, советник хотел таким образом залучить меня в Гербуртов. Встречали меня с почестями, словно знатного гостя. Советник ни на минуту не оставляет меня одну. Оскар, всегда болезненный, но за время нашей совместной жизни несколько окрепший, в мое отсутствие похудел и, мне показалось, его лихорадит, хотя в постели он не лежит. Руки у него дрожат, взгляд дикий, блуждающий. И совсем не может обходиться без палки. После ужина я поспешила к себе в комнату и заперлась на ключ.
Оскар изменился к худшему. Я начала было привыкать к нему, а сейчас он вызывает во мне прямо-таки непреодолимое отвращение. Боясь, как бы он не пожаловал ко, мне, я наказала Юльке никуда не отлучаться. Но никто не нарушил моего одиночества. Лишь утром пришел советник.
— Вчера при Оскаре мне не хотелось оправдываться перед вами, — начал он тихим голосом, — и вы могли счесть его болезнь выдумкой. Он, правда, еще встает с постели, но домашний доктор не скрывает того, что дни его сочтены. Продлить ему жизнь невозможно, однако…
Перо мое бессильно передать, с какой циничной откровенностью советник поведал мне, что единственное его желание — не дать угаснуть их роду. Конечно, его мало трогает, ценой какого невероятного унижения мне придется заплатить за это. Зато как мать наследника, я буду пользоваться всеми правами, в противном случае мне не на что рассчитывать.
Он говорил удивительно хладнокровно. Я вскочила со стула и рассмеялась ему в лицо.
О, жизнь, какие злые шутки она шутит с нами! Более забавного фарса не сочинить ни одному комедиографу! (Дальше несколько страниц отсутствует.)
15 мая
Советник едет с Опалинским во Львов улаживать мои дела. Доктор считает, Оскар больше двух-трех недель не протянет. Он уже не встает с кресла, и речь его совсем стала бессвязной. Я разрываюсь между ним и Стасем, чей плач достигает моего слуха из дальней комнаты. Мне жалко это несчастное, угасающее существо, но мой долг прежде всего заботиться о Стасе, который вступает в жизнь, и его черненькие глазки с улыбкой взирают на весеннее солнышко, на меня и свое будущее.
Я боюсь от избытка чувств задушить его в объятиях, зацеловать до смерти. Когда он спит, я сижу подле его колыбельки, смотрю не насмотрюсь на него, — так любовалась я морем в Кастелломаро. Только море не говорило ничего моему воображению, а его личико сулит чудеса. Мне трудно отойти от его колыбели, точно я приросла к ней. Когда кормилица берет его на руки, меня терзает ревность, страх, беспокойство, и я невольно на нее сержусь.
Счастье мое! О если б ты знал, какие жгучие слезы проливаю я, когда ты спишь… Какой дорогой ценой заплатила я за твою улыбку…
Пришлось отложить дневник: советник пришел попрощаться. Я дала ему длинный список вещей, необходимых Стасю. Вдруг ему захочется играть, а игрушек нет… У него должно быть все, чего он только пожелает: он не должен испытывать ни в чем недостатка. Пускай он будет счастлив.
Опалинский обещал заехать по дороге к маме и рассказать ей про Стася. Он сумеет это сделать лучше, чем кто-либо другой.
Он зашел ко мне, как раз когда Стась проснулся, и я была наверху блаженства. Задрав ручки и ножки, малыш Улыбался и протягивал ко мне розовые кулачки. Я опустилась на колени. Хмурое, печальное лицо Опалинского было мне словно укором. Не понимаю, как можно не испытывать счастья при виде Стася и не забывать обо всем на свете. По-моему, это грешно!
16 мая
Сегодня был чудесный день. После дождя распогодилось, потеплело. Я распорядилась придвинуть кресло Оскара к окну. Он обратил поблекшие глаза в сторону сада, откуда наплывал аромат сирени и пихтовых шишек, но, казалось, ничего не видел. Изо рта у него текла слюна. Я ласково заговорила с ним — мне жаль его, — а он заскрежетал зубами и сжал кулаки. Если бы у него были силы, может, он побил бы меня. С ним такое бывало. Стася я боюсь показывать ему, — он пожирает его взором василиска.