5 октября
Я справилась у папы о Молачеке. Он удивился, откуда я его знаю. Когда я рассказывала о том, как познакомилась с ним у Юзи, папа одобрительно кивал головой. И отозвался о нем с похвалой, но, что он из себя представляет как человек, сказать не мог. И так все: знакомы с ним давно, а толком ничего о нем не знают.
Впрочем, какое это имеет значение? Главное, — он человек светский и интересный собеседник.
Стоит посмеяться, забыться, и меня начинают мучить угрызения совести, словно я предала любимого сыночка.
Отец, Юзя, приехавшая в город тетя, камергер, точно сговорившись, стараются развлечь меня, развеселить, и легкомысленное их настроение невольно сообщается мне. А потом я казню себя и плачу у кроватки покойного Стасика.
15 октября
Юзя устраивает званый вечер, на который пригласила самое что ни на есть избранное общество, всю городскую elite[61]. Заручившись поддержкой папы, она умоляет меня непременно быть у нее. Напрасно я толковала им, что в сердце у меня траур по Стасику, — Юзя встала передо мной на колени, целовала руки; отец тоже приступил ко мне с просьбами и уговорами. Они так насели на меня, что в конце концов я сдалась и обещала приехать на часок и посидеть в уголочке. Их доброхотство — сущее наказание для меня.
Юзя уехала, взявши с меня обещание быть у нее. Волей-неволей, пришлось позаботиться о платье и прочих принадлежностях туалета: у меня ничего нет. Призвав Юльку, я послала ее к мадам Идалии. В последнее время я отстала от моды и не знаю даже, что сейчас носят.
Наряд должен быть подчеркнуто скромный. Но я не могу отказать себе в удовольствии показаться в обществе в своих бриллиантах. Они придадут мне солидность. Явившуюся модистку я попросила освежить и подновить мое бархатное платье. Она попыталась возразить, что бархат в моем возрасте не носят, но я настояла на своем. Тогда она предложила отделать его зеленым. При виде моих бриллиантов она так и ахнула и даже руками всплеснула от восторга. Они и вправду необыкновенно хороши — небольшая изящная диадема, колье, браслет и брошь… Я дала понять модистке, что хочу выглядеть старше своих лет, но она усомнилась, удастся ли это мне.
Давно уже не разглядывала себя в зеркало с таким пристальным вниманием. Заплаканные глаза, бледные губы, но в общем я осталась собой довольна. Юлька уверяет, будто во всем Львове ни у кого нет таких красивых плечей, как у меня, а мадам Идалия непременно, de riqueur, хочет их открыть. Придется забиться в уголок потемнее и вынести эту пытку!
17 октября
Вечер у Юзи превзошел мои ожидания… Я приехала в сопровождении папы, когда в гостиной уже было много народа. Юзя поспешила мне навстречу, и я шепнула ей на ухо, чтобы она посадила меня где-нибудь в укромном уголке. При взгляде на мои бриллианты Юзя прямо остолбенела, — я заметила, как она покраснела не в силах слова вымолвить. Дамы, образовав полукруг, с любопытством наблюдали за нами издали. По гостиной пронесся шепот, я почувствовала, что у меня пылают щеки, и поспешила присесть на оттоманку рядом с какой-то старушкой; престарелая баронесса — Юзя познакомила нас — сразу же стала жаловаться на невыносимую духоту, за что я была ей очень признательна, так как это помогло мне немного прийти в себя. Поначалу я ничего вокруг не замечала, но постепенно волнение мое улеглось. Юзя, ее муж, отец беспрерывно кого-то подводили ко мне, — перед моими глазами мелькали черные фраки, белые перчатки, в ушах звучали имена, и новый знакомый, обменявшись со мной несколькими фразами, исчезал в толпе гостей. В голове у меня все перемешалось, и я, хоть убей, не знала, кого представляли мне, а кого нет.
Начались танцы. Я предупредила заранее, что танцевать не буду, и слово свое сдержала. Вскоре ко мне подошел папа с сияющим от радости лицом.
— Ты произвела furore[62]! Клянусь честью! Все жаждут с тобой познакомиться. Мужчины восхищены, женщины завидуют. Ты всех затмила своей печальной красотой. А о бриллиантах и говорить нечего!..
Усмехнувшись, я заметила, что успехом своим обязана прежде всего им.
— Вовсе нет! — возразил отец. — Ты сегодня на редкость хороша… Поверь мне, ты производишь фурор!
То же самое слово в слово повторила Юзя, но мне это глубоко безразлично.
В разгар вечера, обходя танцующих, приблизился ко мне шевалье де Молачек и сел рядом. Он долго занимал меня разговором, а я со вниманием слушала его, — ему известна вся подноготная о присутствующих. Язык у него острый, но он оправдывался тем, что хотел развлечь меня. Он в совершенстве владеет несколькими языками и, как видно, объездил весь мир. Особенно доставалось от него мужчинам, — о каждом отпускал он двусмысленные замечания, вроде бы невинные, но бросающие тень. Начинал с похвал, однако его похвалы, точно румяный плод с червоточиной.