Сегодня не было ни тех ни других. Я вышел на балкон позже обычного. Запах утренней росы уже сменился душистым ароматом пыльцы и полевых цветов. Первое, что я заметил – кто-то за ночь срубил плакучую иву. На ее месте теперь торчал толстый неровный пень, а рядом бесформенной грудой листьев и веток лежало ее пышное тело. Потом я увидел Кошкину Валентину Борисовну.
Она шла быстрым шагом по наполовину заросшей тропинке возле детского сада. Рядом, ухватив ее за руку, едва поспевая за длинными худыми ногами, семенил кудрявый мальчишка лет десяти-двенадцати. Он норовил забежать вперед, чтобы заглянуть ей в лицо, а она улыбалась и ободряюще кивала. Он будто успокаивался, приноравливался к ее шагу, все еще крепко держа за руку, но уже через пару шагов отставал и снова пускался в короткие перебежки, забегая вперед и вновь заглядывая ей в лицо.
Перед тем как слиться с дорогой, тропинка ныряла в небольшой овражек. Мальчишка не заметил его, споткнулся и упал бы на колени, но Валентина Борисовна, вовремя дернув его за руку, вернула на ноги. Она опустилась рядом с ним, прижала к себе. Он стоял неподвижно – только удивленно смотрел ей в лицо.
Пригладив ему взъерошившиеся волосы, она снова крепко взяла его за руку. Вместе они нырнули в овражек – через секунду вынырнуть обратно. Подошли к нашему подъезду, остановились рядом с только что подъехавшей грузовой «газелью». Оттуда проворно выпрыгнул мужчина лет тридцати пяти и осторожно вылезла беременная женщина такого же возраста. Мужчина принялся выгружать мебель из кузова «газели»: раскладное кресло, торшер, тумбочку… До меня долетел обрывок разговора женщины и Валентины Борисовны, из которого я понял, что это наши новые соседи. Они въезжают в квартиру, где раньше жила Зоя Алексеевна.
Договорив, Валентина Борисовна с сыном зашли в подъезд. Я закрыл окно на балконе, направился к себе в комнату. В углу с разинутым ртом, будто от удивления, меня встретил пустой чемодан. Он с нетерпением ждет двадцать девятого августа, когда я запихну в него всю сваленную рядом одежду, отвезу на вокзал, по ступенькам вагона затащу внутрь поезда, и на следующий день спустя полторы тысячи километров вытащу в совершенно другом городе.
25 августа 2020. Вторник
– Поступил?!
Я слушал громкое дыхание Ани в телефонной трубке, сверху вниз пробегал глазами по светящемуся в темноте монитору и молчал.
– Не томи! Говори, что там?
Я молчал не для эффектной паузы. Я не мог оторвать глаз от того места в приказе о зачислении, где длинный список в алфавитном порядке доходил до буквы «Ч», и не верил, что там, сразу за неким Цирюльниковым, стояло мое имя. Несколько раз я гнал страницу вверх – в начало списка – и быстро, как по крутой лестнице, спускался по незнакомым фамилиям, боясь, что, когда дойду до того места, где только что видел себя, обнаружу пустую строчку.
– Кирилл, я сейчас умру от волнения! – закричала Аня.
Она привела меня в чувство.
– Да все в порядке, – сказал я как можно спокойней, изо всех сил стараясь сдерживать себя, хотя лицо растянуло от улыбки, сердце вытворяло кульбиты где-то под кадыком, а в голосе ясно проступало довольное похрюкивание. – Уже точно поступил!
Весь вчерашний день мы ждали приказы о зачислении из тех вузов, куда подали свои согласие. Аня сказала, что не может ничем заниматься, пока «не удостоверится собственными глазами», и поэтому осталась дома. Я же, чтобы не томиться пустым ожиданием, позаимствовал у Димы фотоаппарат (сам Дима тоже ежеминутно обновлял страницу браузера в ожидании списка поступивших) и до вечера бродил по городу, делая снимки памятных для меня мест.
Потом на сайте университета появились списки. У меня к этому времени как раз сел телефон, так что я поспешил домой. Не раздеваясь запустил компьютер, воткнул в телефон капельницу питательного шнура, чтобы реанимировать его как можно быстрее, и полез искать свою фамилию в перечне счастливчиков, зачисленных на первый курс бакалавриата. Через пару секунд из небытия возвратился телефон. О своем воскрешении он сообщил несколькими пронзительными СМСками – это Аня уже полчаса пыталась до меня дозвониться. Тут же телефон затрясся, на экране высветился Анин номер, и она без предисловий и приветствий выпалила:
– Поступил?!
О том, что что-то не так, я должен был догадаться сразу. Может, я и замечал странности в ее поведении в последнее время, но поглощенный поступлением в университет и предстоящим отъездом не придавал им большого значения. Аня стала более замкнутой. Менее разговорчивой. Я ловил ее на том, что мои слова она пропускала мимо ушей, а когда сама о чем-то рассказывала, то перескакивала с мысли на мысль, зачастую обрываясь на полуслове. Мы как будто поменялись ролями: теперь я постоянно говорил, а Аня, погруженная в собственные мысли, чаще молчала.