Отчим как-то неловко и неуверенно протянул руку. Я пожал ее. Проводница вновь объявила об отправлении. Поезд затрясся. Отчим резким движением потянул меня на себя, обнял, пару раз хлопнул по спине и выскочил из вагона. Поезд едва заметно тронулся.
Я подошел к окну. Там, среди других провожавших, вытирая платком мокрые от слез глаза, стояла мама. Она попыталась идти вслед за медленно набиравшим ход поездом, но потянутая мышца, видимо, отозвалась болью. Мама остановилась. Подняла руку с зажатым в пальцах платком. Я повторил ее жест. Рядом с ней встал отчим. Тоже поднял руку. Застучали колеса. Поезд набрал ход. Перрон резко оборвался.
Сейчас, вспоминая тот день, я не могу понять, как так получилось, что мы приехали заранее, у меня было много времени, чтобы сказать ей какие-то важные слова, которые я так и не придумал, но почему-то мы даже не успели нормально попрощаться.
За окном пронеслась пара шестнадцатиэтажек, аптека, ларек разливного пива, здание почты, реклама микрокредитной организации… Стук колес на мгновение стих – поезд выкатил на мост через Кубань – открылся вид на широкое русло, где на мелководье торчала застрявшая в камнях коряга, на набережную вдоль реки, где, держась за руки, гуляли парочки, на красное пятно маячившей вдали плотины. Колеса вновь загремели. Поезд проехал мимо пары частных домов, мимо заправки Роснефти, мимо старого заброшенного кладбища, и за стеклом повисла завеса из деревьев. Город кончился.
Я оторвался от окна. Стараясь не смотреть по сторонам, вернулся к своему месту в плацкартном вагоне. В глазах отчего-то щипало. Расстелив постель, я залез на вторую полку, лег, уставившись перед собой, но ничего не видя, и в этот момент под стук колес и мерное покачивание поезда пришло окончательно осознание того, что моя жизнь больше не будет прежней.
Всю дорогу, почти целые сутки, я старался мало двигаться и еще меньше думать, особенно о будущем. Тяжелее всего было ночью. Я проснулся в районе часа от невыносимой духоты и долго лежал без сна. Вагон наполняла какофония звуков: люди на соседних полках сопели, чесались, храпели и ерзали. Окно закупорила густая темная масса. Связь на телефоне не ловила. Я представил себе поезд с высоты птичьего полета. Прямо в эту минуту. В темную ночь под ясным звездным небом, какое не увидеть в городе. Как он тащится по земле с людьми внутри: со мной и другими. Какой он ничтожно маленький в сравнении с окружающей темнотой. Я представил, что удаляюсь выше. Поезд становится все меньше и меньше, пока не превращается в крохотную точку – потом и вовсе исчезает, и я вижу огни городов – сотни желтых неровных пятен, похожих на кляксы в школьном дневнике. Сколько таких поездов бегут из одного города в другой? И сколько таких, как я, этой темной ночью на скорости восемьдесят километров в час ползут навстречу своему новому будущему? В какой-то момент я незаметно для себя провалился в сон, и мигающие огни городов, разгоняющие мрак фары поезда, встающее на востоке солнце – все это мне уже снилось.
Утром, когда вновь появился интернет, я полез в телефон проверять мессенджеры и социальные сети. Мама спрашивала, как дела. Дима в Инстаграме выкладывал свои фотографии на фоне университета. Аня присылала селфи из комнаты студенческого общежития. Писала, что «в целом мило устроилась, только до учебы долго добираться». Я уже чувствовал, как сильно по ней скучаю. Мы договорились, что в ближайшие каникулы она приедет ко мне в Москву. А на следующие – я к ней в Питер.
Я пролистал и страницы бывших друзей. Кажется, у них все хорошо. Авдей переехал к брату в Ставрополь. Сева перебрался к родственникам в Севастополь. Тарас поступил в Краснодар. Игорь остался. Он собирается стать тренером по боксу.
Когда за окном потянулись дома, я спустился с верхней полки и приготовился выходить. Как оказалось, приготовился слишком рано. Минут сорок-пятьдесят поезд несся мимо домов, станций, электричек, заправок, магазинов, кафе, универмагов… Мои соседки – женщины средних лет – жаловались друг другу на жизнь. Одна вот уже месяц не могла выгнать таракана из дома. У второй шесть лет как дом развалился на две части. Третью обобрали до нитки. Они сокрушались по поводу своей горькой судьбы, а я все смотрел в окно, смотрел, и не мог поверить глазам. Казалось, там, за стеклом лежит Новый Вавилон – бесконечный город, сердце страны, куда стягиваются все артерии. Я раньше как-то не представлял, что город может быть таким большим.