Из-за этих дурацких снов и из-за скопившегося за неделю недосыпа я весь день ходил хмурым. У меня собралось огромная куча домашки, которую мне нужно было сделать к понедельнику. Раньше я бы просто забил. «Подумаешь, какая-то гребаная домашка. Что они мне сделают – поставят двойку? Пфф… Да насрать!» – сказал бы я раньше, но сейчас что-то изменилось. Сейчас оттого, что она горой лежала несделанной, мне было неспокойно на душе. И все же я не мог за нее взяться: учебники валились из рук, карандаш ломался в точилке, ручка ставила кляксы на листках бумаги. Меня тревожил вопрос: отчего мне вдруг стало не пофиг на учебу. Может, оттого, что я боюсь вылететь из школы; боюсь расстроить мать?
Я листал учебник по обществознанию – пытался подготовиться к понедельничному уроку, а во вторник меня ждало дополнительное занятие, куда я должен принести готовое эссе. Я пытался сосредоточиться. Буквы собирались в слова, слова превращались в текст, но смысл не доходил – таял в белом проеме между строк.
Ну хорошо, думал я. Вот список лифтов социальной мобильности: армия, религия, школа, политика, искусство, телевидение, брак – его надо тупо выучить и рассказать на уроке, но на дополнительных занятиях Наталья Алексеевна спросит: «В чем их смысл?», – и я опять буду мычать как баран. А на самом деле смысл их прост: все эти вещи должны из говна вынести тебя на вершину Олимпа. Или наоборот – втоптать мордой в грязь…
Тут завибрировал мобильник – звонил Авдей. Он уже писал утром в ВК, но мое настроение не располагало к переписке. Я поднял трубку – Авдей звал гулять. Я отказался, и он спросил:
– Почему нет?
Я задумался на мгновение – хотел соврать по привычке – сказать, что запрягли толкать телегу, убираться по дому, чистить навоз в Авгиевых конюшнях или, что более прозаично, предки не пускают, типа отчим включил хозяина дома (хотя он никогда так не делал). А потом передумал – в голову ничего не лезло, и я честно признался, что собираюсь учить уроки.
– Ты че, набухался уже? – спросил Авдей. – Какие уроки? Ты че несешь?
Я что-то мямлил в свое оправдание. Авдей слушал мою неразборчивую речь, а потом выдал:
– Когда это ты ботаном заделался?
Я несколько секунд помолчал и бросил трубку. Потом я бесцельно побродил по комнате, попытался снова сесть за уроки – взял учебник на странице с идиотскими социальными лифтами. Определения показались мне надуманными, примеры – безнадежно устаревшими, но именно так я должен был заучить, именно это они хотят услышать от меня на экзамене. Аккуратно в синей рамочке в самом низу страницы учебник рассказывал, про Папу Римского, Юлия Цезаря и Ломоносова – как последний пешком шел из Архангельска в Москву.
Мне вспомнился разговор с матерью этой весной. Подходил к концу десятый класс. Она поймала меня, когда я пытался тихо улизнуть на вечеринку в честь окончания учебного года.
– Надо серьезно поговорить, – сказала она.
– Ну мам!
– Пока не поговорим, никуда не пойдешь.
Мы сели на кухне. Она заварила чай, и я понял: разговор будет долгим.
– Кирилл, – сказала она с таким серьезным лицом, будто собиралась толкать речь с сенатской трибуны, – что ты собираешься делать дальше?
Я не выдержал – прыснул от смеха, но тут же умолк, врезавшись в ее настойчивый взгляд, – испугался, вдруг она обидится и не пустит меня на тусовку.
– Я ведь серьезно, Кирилл. Ты уже не маленький. Тебя никто не будет вечно таскать за ручку и говорить, что делать. Пора самому учиться принимать решения.
Я молчал и бездумно кивал. Этот диалог сильно походил на «мотивационные речи» отчима, которые он мне периодически втирал, когда раздавливал пару рюмок крепкого.
– Кирилл, чего ты хочешь от своей жизни?
Я открыл было рот, чтобы выдать что-нибудь остроумно-дерзкое и не смог. Я всерьез не задумывался над словами матери, а это был чертовски хороший вопрос.
– Кирилл, ты же понимаешь, что у нас нет возможности оплатить тебе университет. Тебе придется самостоятельно поступить на бюджет, если ты хочешь уехать из города.
А уехать из города хотели все. Авдей планировал перебраться к двоюродному брату в Ставрополь, Игорь рассчитывал на свои спортивные достижения, у родителей Тараса было достаточно денег, чтобы платить за любой универ, и только Сева, как и я, просто мечтал после школы куда-нибудь свалить…