Мы с матерью решили, что я перейду в Лицей. Несмотря на освободившееся место, меня брать не хотели. Твердили одно и то же: за год из обезьяны человека не вырастить – надо было приводить на пару лет раньше. (Формулировки, конечно, были другие, но смысл именно такой). Лицей считался самой сильной школой с лучшими показателями по городу. Они не хотели их портить. Тем не менее, мать с кем-то договорилась. Чудом я сдал входные экзамены – прошел по нижней планке. И вот теперь учусь здесь…
Снова загудел телефон – заерзал на краю стола. На том конце провода я вдруг зачем-то понадобился Севе. Я потянул вверх за зелененький значок с иконкой телефонной трубки. Из динамика донесся глухой голос Севы:
– Ты правда делаешь уроки?
На заднем фоне раздался лошадиный гогот Тараса. Я крикнул в телефон, чтобы они все шли в жопу.
– Да ладно. Чего ты психуешь, – пробормотал Сева, но нажатием клавиши «выкл» я отправил его в небытие.
Похоже, сегодня все было против меня, будто сама судьба подавала знаки не делать уроков. Я вышел на балкон проветрить мозги. Небо затянула монотонно серая простыня в заплатках из ржавых облаков. Голые деревья потряхивали кривыми спицами-ветками. Слева и чуть поодаль от балкона желтыми дредами свисали плети плакучей ивы. Они едва заметно покачивались, подталкиваемые всепроникающими ветрами. Она походила на впавшую в депрессию Гремучую Иву, которую в наказание за строптивость вырвали из Хогвартса и посадили здесь.
Вокруг нее бегали дети – соседский мальчишка и незнакомая девочка. В детстве и мы с Костей и Лешей прятались от прохожих в ее ветвях. И не только от прохожих. Летом ива стоит зеленая с густой шевелюрой так, что с нашего балкона не видно, кого она скрывает. И я прятался там от матери, когда не хотел идти домой. Мама выходила на балкон, звала меня, а я сидел там тихо-тихо, типа меня нет во дворе. Она, конечно, понимала где я. На лавочке у подъезда в это время обычно дежурила соседка Зоя Алексеевна. Мать знаками, чтобы я не слышал, спрашивала у нее, там ли я – под ивой, и Зоя Алексеевна, смеясь, отвечала кивком, чтобы мать не переживала.
Вправо от подъезда за газовыми трубами одно время в земле был вырыт овраг. Там мы с Костей и Вадимом Пятницким играли, типа мы в окопе отбиваемся от вражеских полчищ. Леша тогда уехал к каким-то дальним родственникам, и к нам временно прибился Вадим, друзья которого тоже разъехались кто куда. Это было очень давно, когда мне едва исполнилось одиннадцать.
Мы с Вадимом не особо дружили, редко гуляли, но вместе ходили на карате. Потом наши пути надолго разошлись. Когда мы встретились в прошлый раз, за полгода до Костиных проводов, я едва узнал его.
Это было у Кости во дворе. Костя чинил недавно купленный, но старенький мопед. Я крутился возле него. После долгой разлуки я чувствовал себя неловко: я не знал, что делать, что говорить – пока я полтора года сидел дома, Костя сильно изменился, да и я, видимо, тоже – между нами ощущалась какая-то пропасть. Пришел черненький парень с запавшими глазами и стал колотиться в ворота. Мы с Костей подошли. Он весь извивался, как змея, заламывал руки, почти стонал.
– Ну дай, – говорил он, – все знают, что у тебя есть.
– Не могу, – отвечал Костя.
У Кости за сараем сам собой (его официальная версия) вырос куст дикой конопли, и он, видимо, случайно проболтался. Он и мне его показывал. Высоченный, с человеческий рост, куст, казалось, источал аромат на всю улицу.
– Ну дай, всего несколько шишечек.
– Не могу. У меня батя каждый день их считает. Если я хоть одну оторву, он спалит.
– Ну дай, ну что тебе жалко, что ли.
Он падал на колени, он елозил лицом по земле и все выпрашивал дать ему «хотя бы одну шишечку». Около часа Костя прогонял его, пока он, весь в слезах, соплях и грязи, шатаясь, не увязался вслед за каким-то знакомым, у которого, по его словам, мог оказаться в запасе косяк. Когда он ушел, я спросил у Кости, кто это был, и с ужасом узнал, того самого Вадима, с которым в детстве мы играли в овраге возле дома.
Воспоминание о Вадиме нагнало еще больше тоски. Свежий воздух, задувающий из-за стекол балкона, не помог. Я понял, что мне срочно нужно сесть за компьютер, запустить word и вылить все содержимое моих мыслей на бумагу. Пусть черные закорючки букв впитают в себя эти чувства и воспоминания, чтобы потом с чистой головой я мог сесть за зубрежку учебников.
26 ноября 2019. Вторник
Оценки постепенно стали выправляться. Завуч сегодня дала понять, если так пойдет и дальше, риск вылететь из школы сойдет на нет.