Мы зашли в ресторан и заказали себе "роскошный" суп из бычьих хвостов, телячьи котлеты и палтуса. Спросили и бутылку виски. Механик, неторопливо пережевывая пищу, без особого интереса принялся нас расспрашивать о России, Австралии, войне. Только за чаем он, наконец, добрался до дела:
— Вот что, ребята, я вас хотел спросить. Где вы живете?
Мы ответили, что в общей комнате в гостинице. Он справился о цене и качестве постелей. Потом сказал:
— У меня есть свободная комната. Не больно хороша, но для вас будет в самый раз. Не хотите ли переехать?
Долгорукий посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой: какой нам смысл был перебираться к неинтересному человеку? Но механик, не заметив моего жеста, продолжал:
— Недели две поживете с неудобствами, а потом получше комната освободится. Там у меня два токаря живут с нашего завода. Да с женой больно не ладят. Оба коммунисты.
Мы насторожили уши. А через пять минут договор был заключен: переезжаем сейчас же после обеда. Даже задаток дали два шиллинга. А еще через пять минут мы уже шли с механиком в обнимку по улице. По дороге он проделывал разные штуки и пытался спеть песенку "Зеленые рукавчики", которую, кажется, пели пьяницы еще во времена Шекспира. Кроме того, он нам рассказывал про каких-то своих детей, которые родом, как и мы, из Австралии.
Вместе мы зашли в нашу ночлежку, простились с товарищами, забрали мешки и пошли на квартиру к механику вдоль бесконечных заборов из гофрированного железа. Жил механик в небольшом доме недалеко от нашего завода.
Дети механика Матстона оказались борзыми собаками. Он их кормил сырыми яйцами и готовил к гонкам.
Матстон и его жена помогли нам устроиться в нашей комнате под самой крышей. Две собаки с длинными мордами присутствовали при этой процедуре. Из первых же разговоров с хозяевами мы вывели заключение, что чета Матстонов, типично рабочая, тихая и бесцветная. И муж, и жена верили в бога, в своих собак, в маргарин и в профсоюзное членство. Больше никаких интересов у них не было.
Наконец, хозяева и собаки вышли из нашей комнаты. За дверью я слышал, как Матстон сказал кому-то:
— Эти ребята, что в поле работают, ко мне переехали. Оба в русском плену были, а теперь в Австралию пробираются. Парни — ничего.
Не успел он этого сказать, как в нашу комнату вошел рабочий лет двадцати пяти, с острыми глазами и совершенно рыжий. Он познакомился с нами, назвавшись токарем Фригом. Затем прикрыл дверь покрепче и спросил:
— Вы, говорят, из России, товарищи?
— Оттуда, — ответил Долгорукий неохотно.
— Вот что скажите мне, ребята. Видели вы Владимира Ленина?
— Раз десять, — ответил Долгорукий. — В Москве Ленина видеть легче, чем у нас Мака.
— Зачем же уехали из России?
Долгорукий что-то пробормотал. Вся его обычная словоохотливость пропала, и я понял, что в этом есть свой смысл. Но Фригу это не понравилось. Он подошел близко к Долгорукому и сказал:
— Да ты меня не бойся, я свой. Хозяина берегись, хоть он и тихая скотина. А меня не бойся.
— Я и не боюсь, — буркнул Долгорукий. — Никакого секрета тут нет. Уехали из России, чтобы вернуться в Австралию. Вот и все.
— А зачем в нашем городе оказались?
— Ну что ты пристал? — сказал Долгорукий недовольно. — Зачем то, зачем другое? Ведь мы тебя не знаем. Поди походи по Лондону, поищи работы. Тогда узнаешь, зачем люди уезжают оттуда…
Парень, несмотря на грубость Долгорукого, видимо, проникся к нам уважением. Без нашего приглашения он уселся на стол и потребовал, чтобы мы подробно рассказали ему, как оказались в России.
На этот раз Долгорукий не стал кривляться и кое-что рассказал о Москве.
— Сытно жили? — спросил Фриг.
— Не больно. Голод в Москве был. Но все-таки кормились. Здесь без работы хуже пришлось.
— А что в Австралии делать будете?
Тут Долгорукий неожиданно переменил тон. Сделал хитроватую гримасу, наклонился к уху Фрига и сказал:
— Хотим там рассказать, за что борются русские рабочие.
— Да вы коммунисты, что ль?
— Нет, — ответил Долгорукий.
— Правду говори…
— Не коммунисты, чего пристал?! — закричал Долгорукий.
Создалось забавное положение. В результате умелой политики не мы приставали к Фригу, а он к нам. Мы его прекрасно поймали на рассказ о России.
Рыжий парень не уходил из комнаты, а все сидел и расспрашивал. Потом он привел своего товарища, токаря Буклера. Поздно вечером они рассказали нам по секрету, что оба являются членами заводской ячейки коммунистов. Ячейка невелика, всего десять человек. В конце разговора они попросили нас сделать завтра на заседании группы доклад о России. Разумеется, мы согласились. Но они ни слова не сказали о Георге Броуне, ради которого мы приехали в Шеффильд.
В воскресенье 8 мая в нашем присутствии состоялось заседание коммунистической группы завода. Фриг выбрал для заседания такое время, когда Матстон и его жена, вместе с собаками, ушли за город. Нам было известно, что они вернутся поздно вечером.
К шести часам начали собираться ребята. В шесть их собралось девять человек, вместе с Фригом и Буклером. Но они не открывали собрания, так как ждали десятого. Наконец, Фриг сказал:
— Надо начинать, товарищи.
Все закричали:
— А как же капитан?
— Будем без него.
Буклер возразил:
— Да ведь ему, сам понимаешь, нелегко добраться с Джон-стрит…
— Пусть выходит раньше, — сказал Фриг твердо. — Начинаем.
Он сказал несколько слов о том, кто мы такие и почему присутствуем на собрании. Упомянул о росте коммунистического движения во всем мире, о росте английской партии и тех затруднениях, которые она переживает. Затем предоставил слово Долгорукому.
Князь, как хороший актер, быстро нашел подходящий тон для доклада. Он не выделял эффектных мест, не делал пауз, как будто бы рассказывал самую обычную историю. Пока он описывал обстоятельства, при которых мы попали в плен, я смотрел на собравшихся рабочих и думал: "Какая крайность заставила их сделаться коммунистами?"
И только одно решение приходило мне в голову.
Русские своим учением и опытом зажгли какой-то огонь в сердцах молодых авантюристов всего мира. Эти девять человек в свое время переплыли бы океаны и пошли бы воевать с чернокожими. Теперь же, когда все чернокожие завоеваны, они хотят освободить их.
Что могло бы ожидать этих ребят впереди, если бы они не мечтали о революции и коммунизме? Трудная, однообразная работа, маленький заработок, вечером покой и некрасивая жена. Теперь же, собравшись в этой комнате, они имеют право думать иначе. Они хотят разогнать парламент, упразднить титулы, занять все кресла в банках и конторах, получить в свое распоряжение автомобили, флот, все товары, красивых женщин, дома, лучшее вино и сигары. С сигарами, пожалуй, можно было бы помириться. Но остальное должно принадлежать тем, кому принадлежит теперь. Еще посмотрим, кто сильнее и умнее! Из одиннадцати человек коммунистов в комнате — два шпиона, которые ждут только момента для нападения. Я сижу здесь, как солдат в засаде, и выскочу вовремя, будьте покойны…
Долгорукий не успел еще кончить своего доклада, а я не довел своих мыслей до конца, как за дверью раздались тяжелые шаги, будто там двигалась статуя командора. Дверь распахнулась, и человек, которого все звали капитаном, вошел в комнату. Лучше было бы для меня, если бы он не пришел совсем. Я сейчас же узнал его. Это был металлист Стаут, тот самый, который бывал у Келли и у которого Гроп снял ботинку вместе с ногой.
Я сидел в тени, и сейчас же, как он вошел, пересел еще глубже в тень. Решил молчать, потому что по голосу легче всего узнать человека. Долгорукий прервал свой доклад. Капитан посмотрел бегло на нас и спросил:
— Товарищи из России?