Америка не понравилась Мабель. Она записала у себя в дневнике, что Соединенные Штаты — помойная яма Англии. Внешне они похожи на наши промышленные районы, куда никогда не заглядывают веселящиеся англичане. Искусство в Америке по преимуществу наше. Язык наш. "Это скучная страна, — писала Мабель, — и в ней можно побывать только раз в жизни".
Но я был другого мнения на этот счет. Штаты разволновали меня. Уже беглый взгляд на улицы Нью-Йорка, где все спешат, вызвал во мне тревогу. Куда так страшно спешат эти люди? Я купил несколько справочников и побеседовал с несколькими людьми. И у меня создалось убеждение, что американцы спешат только к одной цели: раздавить Англию. Гоняясь за призраком коммунизма, мы проспали американскую опасность. Опасность эта росла непостижимо быстро, может быть, наперекор воле самих американцев, многие из которых продолжают видеть в Англии старуху мать. У меня создалось убеждение, что открытая борьба между Америкой и Англией должна разразиться очень скоро. Причем нет никаких средств покончить дело миром.
Я путешествовал с женой и поэтому, конечно, не имел возможности особенно углубляться в свои исследования. Это поставило бы Мабель под известный риск. Моя работа была скорее научной, нежели разведывательской. Я даже сказал Мабель, что собираю материал для книги "Европа и Америка". И я действительно собирал материалы, но только не для книги.
Прежде всего я обратил внимание на знаменитую американскую промышленность. С этой точки зрения Соединенные Штаты произвели на меня самое зловещее впечатление. Меня поразила легкость, с какой передвигались американские капиталы из одной отрасли производства в другую. Это было похоже на рискованную игру в карты. Рядом с этим американский расчет превосходил все, известное мне до сих пор. Несомненно, Америка сумела шагнуть на какую-то высшую ступень развития, о которой нам трудно и мечтать. Все американские справочники и сводки, попадавшие в Англию, приходили устаревшими, так как Штаты росли не по дням, а по часам.
Наши рабочие в Англии все еще цеплялись за специализацию, и их профессиональные союзы были похожи на какие-то средневековые братства ремесленников. В Америке Форд уже стирал с рабочих признаки квалификации. Один и тот же человек мог делать сегодня автомобили, а завтра сигары. И это не уменьшало, а увеличивало прибыли и даже давало рабочему заработок вдвое больший, чем в Англии. Как могли мы угнаться за такой постановкой дела с нашими стареющими машинами и фабрикантами? А между тем — это был вопрос жизни.
Для того чтобы детально узнать тайны некоторых интересующих меня областей промышленности, мне пришлось связаться с частными конторами, работающими по сыску. Владельцы этих контор за небольшое вознаграждение не отказывались собирать сведения по любому вопросу, совершенно не интересуясь, на что эти сведения нужны. Мне особенно запомнился один из хозяев такой конторы — мистер Коч.
Он принял меня в кабинете, похожем на лавку старьевщика. Сам он был в старом персидском халате, с огромной седой шевелюрой, и его дрожащие пальцы были украшены брильянтами, оправленными в платину. Его голос хрипел, и речь его сопровождалась странными подмигиваниями. Словом, он был похож на старика из какой-то французской комедии. Но цинизм его был чисто американский. Когда я сообщил ему мои требования, он сказал:
— Ладно, я вам соберу все, что нужно. Только имейте в виду: требуемые вам справки отчасти касаются военной обороны…
— Что из этого следует?
— А то, что они вам будут стоить на сорок процентов дороже таксы. Согласны?
Конечно, я пошел на эти нетяжелые условия, и мы разговорились. Коч авторитетно заявил мне, что коммунизм не имеет никаких шансов на распространение среди американских рабочих: нигде идеи о гармонии интересов капиталистов и пролетариев так не сильны, как в Штатах. Попутно он познакомил меня с системами внедрения этих идей в рабочую среду, с искусством провокации, черными списками и т. д. У Коча был огромный опыт и хорошо подобранный штат сотрудников. Беседа с ним была для меня настоящим откровением, так как наши промышленники еще слишком патриархальны, чтобы ввести нечто подобное в практику Англии.
Старик снабдил меня решительно всем, что мне было нужно. Он не спросил меня, для чего я собираю материалы. Иначе, может быть, он набавил бы еще несколько десятков процентов. Мы расстались с ним по-приятельски, и он просил не забывать его. Перечитывая переписанные на машинке сведения о росте американского судостроения, я ощутил почти физический страх перед этими легкими листиками папиросной бумаги.
Без особого труда мне удалось собрать также данные о численности армии, намечаемых преобразованиях и пополнениях. И здесь цифры были неутешительны. Техника и промышленность подпирали армию со всех сторон. Кроме того, людские резервы находились в хорошем состоянии, и аппарат мобилизации был создан безукоризненный.
Мы пробыли в Америке шесть месяцев, и за этот срок я узнал почти все, что нужно. Ощущение надвигающейся катастрофы окончательно оформилось во мне. Огромный запас железа, извлеченный американцами из-под земли и претворенный в миллионы изделий, распирал страну и дурманил мозги нации. Избыток золота понуждал к авантюрам. Все привычные масштабы нуждались в пересмотре. Даже сам Атлантический океан казался мне теперь слишком слабым препятствием, чтобы сдержать рост экспансии современных янки.
Наше пребывание в Японии, куда мы приехали в ноябре 1925 года, меня немножко успокоило. Совершенно самостоятельно я постиг ту старую истину, что лишь в союзе с этим небольшим симпатичным государством Англия может зажать Америку в тиски. Но делать это надо как можно скорей.
В Нагасаки я случайно познакомился с ученым майором японцем, который начал бывать у нас часто. Как-то в разговоре за бутылкой вина я высказал ему мысль, что интересы Англии и Японии совпадают в вопросе об американской опасности. Немного захмелевший майор согласился с этим и рассказал мне, как рисуют военные круги Японии предстоящую кампанию. Особенно мне понравился проект разрушения Панамского канала с воздуха. Тут же в шутку за столом мы набросали план совместного выступления против Америки. План получился безукоризненный. Конечно, я немедленно уничтожил его, такие документы держать в гостинице рискованно, но исходные точки проекта остались у меня в голове. На этом плане майор сделал надпись: годен только на семь лет. И действительно, через десять лет, может быть, весь мир не сможет справиться с Америкой.
Из Японии мы перебрались в Индию, так как ни одно хорошее английское путешествие не обходится без этого. Мабель всем восторгалась и покупала все без разбора. Я же считал время, проведенное в Индии, потерянным. Англия крепко стоит в этой стране, а мое место там, где не все благополучно. Мне, например, было очень неприятно, что мы исключили из своего маршрута Китай. Но для семейных путешествий теперь эта страна не годится.
В Индии Мабель заявила, что устала от путешествия и что ей хочется теперь как можно скорей оказаться только в одном месте: в нашем доме на Парк-Лэйне. Только из любви ко мне она согласилась возвращаться через Панамский канал. Но она категорически отказалась вернуться на месяц в Соединенные Штаты, где я хотел дополнительно исследовать вопрос, как американцы предполагают реагировать на выступление Англии совместно с Японией. От Панамского канала мы свернули к югу и посетили Буэнос-Айрес, прекрасный город, свыше меры украшенный электрическими лампочками и розами. Оттуда прямым рейсом направились в Европу.
Мы сошли на землю в Марселе в конце апреля 1926 года. Мабель решила на несколько дней задержаться в Париже, чтобы привести в порядок туалеты, устаревшие за время путешествия. Но нам не удалось сделать этого. Вдруг французские газеты в один голос затрубили, что в Англии готовятся события, небывалые в истории. Предсказания деда, что консерваторы наладят машину, не сбылись. В Англии пахло грандиозной забастовкой.