Я, конечно, должна была начать эту главу именно с этого важнейшего события, но по закону моего жанра - называется "правдивый дневник" - всегда пишу в хронологической последовательности. И, кроме того, начинать с появления в моей жизни отца, а потом рассуждать про возможный Димкин роман на стороне неправильно. Конечно, если я решу превратить все это в литературу, я изменю имена и некоторые обстоятельства, это понятно. Кое-что уберу, кое-что усилю.
Телефонный разговор с отцом я тогда же дословно пересказала маме с дедом и Вовке. Мама по обыкновению расплакалась и все повторяла, что от нее - одно зло, ведь наверняка найти отца можно было давным-давно, и тогда все могло сложиться по-другому. Вовка ядовито заметил, что нет ничего бессмысленней, как повторять задним числом любимую фразу идиотов "надо было". Дед нахмурился, но братца на сей раз не одернул. Не хотел портить мне настроение".
* * *
- Так в чем проблема?
- Тут... Понимаешь, Стас... Мне больше - не к кому... В общем, нужно разобраться... с одной мразью.
- Разобраться конкретно?
- Вполне. Решить, как говорится... эту, ну... проблему. Полностью.
- Ну, что ж... Проблемы в принципе решаются.
- Это я понимаю. Вопрос: сколько?
- Зависит. Кто? Где?
- Никто. Мразь. Есть ФИО, возраст. А вот где?.. Придется поискать.
- Думаю, тонн семь. Если бы с адресом - пять. Если тут, в Питере, еще поменьше.
- Нет, к сожалению, не тут. Черт его знает где.
- И еще: желательно фото.
- Попробую... И... я потом должен буду с кем-то встречаться?
- Все через меня.
Такой вот разговор больше месяца назад состоялся у Владимира со Стасом Бусыгиным, начальником службы безопасности их банка, его, Владимира, непосредственным руководителем.
До этого Владимир долго ломал голову, как решить проклятую проблему. Прочитав дневник сестры, он решил все сделать сам. Тут без вопросов - подонок, испортивший жизнь их семье, не должен больше поганить землю!
Катерина была в реанимации, он вернулся домой с ее тетрадкой, успокоенный - операция прошла, Женька сказал, успешно. За обедом выпили с женой за Катюшкино здоровье, в благостном настроении Владимир позвонил матери. А та опять за свой отврат - лучше бы ее саму искромсали на кусочки, чем снова терзать несчастную девочку, которая - ведь все равно, все равно! - никогда не будет, как все! "И ты меня прости, Вовочка, я ж и твою жизнь покалечила... " и так далее, как обычно. Владимира с ходу разозлили эти сопли. Спохватилась! Думать надо было пять лет назад, когда заставляла девочку терпеть в доме своего кобеля.
После обеда он гулял со Славкой, потом съездил на работу, хотя предупредил ребят накануне - его не будет, у сестры операция. И все это время - пока сидел у песочницы, где сын сперва строил какую-то пирамиду, а потом подрался с девочкой, взявшей его совок, пока ругал Славку за жадность и агрессивность, вел домой, ехал в банк и занимался там делами, - все это время в голове торчал какой-то гвоздь: он был уверен теперь, что про несчастье с Катькой, про то, как она ухитрилась выпасть из окна, ему известно не все. Просто так на окна не лезут и не падают. Чем-то подонок ее достал. И он это хотел знать, имел право! Он - старший брат.
Первое, что снова пришло на ум, - допросить мать. С пристрастием. Если надо - пригрозить. Чем? Да чем угодно. Что не будет пускать к ней внука или... Нет, ей и грозить не придется. Он чувствовал - достаточно слегка нажать, и она расскажет... А если нечего рассказывать? Мать была в больнице, когда все произошло. Но ведь Катюха могла ей потом пожаловаться, а мамаша теперь помалкивает. И тут он вспомнил про Катькин дневник. Катерина - человек скрытный, это известно всем. Скрытный и гордый. Жаловаться как раз не любит. Но дневники пишут именно скрытные люди, те, кто не может свои переживания взваливать на других, все держит в себе. А уж когда припрет - лучше, как говорят, доверить бумаге, чем кому-то. Дед, конечно, строго наказал: читать этот дневник разрешено только в случае, если... короче - ясно. Ну и что? Дед из другого поколения, где было принято молчать под пыткой и стоять на часах до потери пульса, даже если тебя попросту забыли сменить. Была такая книжка "Честное слово", кажется... Дед дневник не откроет. А брат - откроет! Подумаешь, Катерина не велит! Начиталась книжек из прошлого века, реальной жизни не знает, сидит дома, общается или с Димкой, или со своей литературной училкой Марго: "Ах, Пушкин! Ах, Достоевский!" И выдумывает глупости про тайные записки, которые можно читать только после смерти автора. Чушь! Он прочтет дневник и никогда никому не скажет, ни одной живой душе. Ей - тем более. Может, там и нет ничего, а все равно он должен...
Он даже не представлял себе, что его ждет. И не знал, что, взрослый бугай, способен реветь - впервые, кстати, с тех пор, как тогда, мальчишкой, когда понял все про мать и ту сволочь.
Казалось бы - тогда-то чего особенного? Мать, молодая женщина, имела право на личную жизнь, а ему самому было не восемь лет - в армию собирался. Но то, что она, его мама, самая красивая, самая лучшая - и с... этим, с таким... было невыносимо. Унизительно, мерзко. И он плакал и ненавидел обоих.
Потом было не до козла - беда с сестрой, работа, работа, работа, работа потому что нужно было много денег... А может, он еще тогда, перед армией, предчувствовал, чем все кончится? В то время как-то не обращал внимания, не хотел видеть, а теперь отчетливо вспомнил, какие липкие взгляды бросал ублюдок на маленькую Катьку, как норовил до нее как бы невзначай дотронуться, какие пошлости отпускал при ней. А теперь... Страшно себе представить. Страшно читать.
Знает мать всю правду о том, что случилось? Катерина ничего никому не сказала, но матери могли сказать врачи. Должны были. Если матери известно о преступлении подонка и она утаила это от милиции, она - сама преступница. Пособница! Теперь-то заявлять поздно, да и Катьку жалко...
А уничтожить мерзавца необходимо. Как он уничтожил всю их семью.
Бабушка умерла, это он ее убил. Дед, как бы ни хорохорился, после смерти бабушки уже не тот, что раньше. Мать превратилась в плаксивое, забитое существо... которое и надо бы пожалеть - да не выходит. А потому что сам он, Владимир, стал сухим и озлобленным от такой жизни. О Катерине - говорить нечего, тут ясно. А сволочь живет себе поживает в Вологде или черт его знает где еще...
В первый момент Владимир решил: уничтожит гадину сам. Это его долг, долг брата. Оружие - без вопросов, хотя брать служебный пистолет, конечно, нельзя. Но проблема решается. Стреляет он нормально. Да и прирезать, если потребуется, - в десантных войсках служил. И не на кухне. Несколько дней он упорно обдумывал, как узнать точный адрес, да чтобы не привлечь к себе внимания. Представлял, как поедет туда, где живет козел, найдет его и... А перед этим скажет - за что.
Потом понял, что сделать все чисто не сумеет. Все же не специалист. Короче - или не сделает дела, или - точно! - сядет. А возможно, и то, и другое. Запросто. И тогда семья, уже полуразрушенная, без него пропадет. Еще одного горя никто не выдержит, не говоря о нищете, которая накроет всех разом, включая Аську и мелкого.
Но дело сделать надо, тут сомнений нет. Сволочь жить не имеет права. Или он, Владимир, не мужик.
Самое прямое - найти профи. Но где?.. Как - "где"? - Владимир вспомнил про Стаса Бусыгина. Стас работал у них в службе безопасности давно, майор, отставник. Из "Альфы" или что-то вроде. Успел повоевать в Чечне. Банк за Стасом, как за каменной стеной - никаких разборок с бандитами, тем более с конкурентами. Даже черновую работу - с пожарной охраной и, там, санэпидстанцией - брал на себя только Стас. И со всеми эффективно договаривался. Как? - без понятия. Но что стопроцентно: у Стаса везде свои люди. Разные люди. Очень разные! А выглядел Стас весьма цивильно, не "качок", Боже упаси. Джентльмен. Худощавый, высокий, вежливый, элегантно одетый. Со сверкающей американской улыбкой, будто сутками рекламирует "орбит без сахара". Но, конечно, - "ауди" с тонированными стеклами, мобильник, квартира в центре на два этажа, все, как у реального человека, бизнесмена. А команда - стандарт, как положено: накачанность, свирепость, камуфляж. Владимир знал, что и сам такой... Аська говорит: "Ну, в кого это ты? Бандит бандитом". К своим на Московский он в форме не ходил, чтоб не пугать... А Стас вызывал только доверие и приязнь. Обаятельный, как леопард. Забавно, выглядел он почти копией председателя правления банка Сергея Юрьева, но копией более крупной, более грубо сделанной. Черновиком. Про Юрьева в прежние времена вообще сказали бы: вшивый интеллигент - худой, осторожный, в больших очках, всегда безупречно одетый и причесанный, невероятно воспитанный. А улыбка, как у Стаса. С Юрьевым Владимир знаком был давно, тот его как раз и в банк пригласил, но особой дружбы не образовалось. Да никто и не пытался, разные уровни, субординация. А со Стасом с первого дня возникла взаимная симпатия, хотя и говорили-то мало Стас молчаливый и сдержанный. Но что-то было, вроде даже тепло какое-то. И доверие - по ряду признаков.