Когда я постучалась к Димке, он мгновенно ответил:
- Войдите. Не заперто.
И я вошла.
Димка лежал на кровати. Одетый. Правда, без свитера, но в ботинках. Я села рядом и, как сто раз видела в разных американских фильмах, стала медленно расстегивать рубашку у него на груди. Под рубашкой оказалась белая майка. Что делать с ней, я не знала, в фильмах майки не предусмотрены. Тогда я просто обняла Димку и прижалась лицом к его груди. Я слышала, как бухает его сердце, и поцеловала то место, где оно колотилось. При этом, кроме волнения и сознания того, что нужно делать именно то, что я делаю, не чувствовала ничего. Совсем. Может быть, потому, что, несмотря на колотящееся сердце, чертов Димка лежал, как дохлая рыба на пляже. Тогда, разозлившись, я стащила через голову свой пеньюар и легла с ним рядом, для чего пришлось слегка пихнуть его в бок. Если он и сейчас не очнется, решила - пусть катится ко всем чертям, стал, небось, там со своей... этой... импотентом! Иссяк.
Я приподнялась на локте и со злостью крепко поцеловала его в губы.
И он, наша спящая красавица, вдруг ожил, задрожал, начал часто дышать, обнял меня, прижал к себе, гладил и целовал. Везде. Короче, случилось то, чего я добивалась. I did it. И все было именно так, как я это себе представляла. Я трезво, будто со стороны, наблюдала за происходящим.. И помнила, как надо вести себя самой. Это не всегда получалось, но в общем и целом... Только мне почему-то было ужасно неловко. Точно мне десять лет, мы с братом Вовкой занимаемся чем-то запретным, и сейчас войдут взрослые. Все-таки доктор Билл не прав, я еще не стала нормальной женщиной... На мгновение я представила себе, что со мной - не Димка, а... не важно, кто, хотя бы тот же Роналд. И все вдруг изменилось, внутри меня точно оттаяло что-то. Но тут Димка вздрогнул, застонал, и я сразу очнулась. Стало стыдно. Прежде всего перед Димкой. Я вскочила и, торопясь, натянула свой дурацкий пеньюар, а поверх него быстро надела куртку. Было невозможно, ужасно - рядом с ним - и в таком виде, без всего.
Димка тоже одевался, не глядя на меня. Потом мрачно сказал:
- Прости меня, ради Бога. Я не должен был...
- Почему это? Все было хорошо.
- Нет, не было, - упрямо сказал он. - Мне - да, тебе - нет. Что я, полный идиот, что ли? И потом...
- Если ты насчет детей, то здесь - полная гарантия, - сообщила я голосом женщины, видавшей виды. При этом чувствовала себя расчетливой, эгоистичной дрянью. И одновременно думала: а все же я, наверное, нормальный человек. Просто Димка для меня - слишком родной, и я его в качестве мужчины не воспринимаю. Я на нем эксперимент поставила, стерва!
- Я не должен был... - завел опять Димка, но я его решительно прервала:
- Если кто и не должен был, так это я. Я первая начала.
- Дура, - улыбнулся он, - мы же взрослые. "Первая"... Как будто мы подрались и я разбил тебе нос.
- Димка! Мы не сделали ничего плохого. Никому. Это наше с тобой дело, понял? Наш секрет. И нечего угрызаться.
- Ты не понимаешь! Ты - чистый, благородный человек. Ты вообразила... Я воспользовался...
- Ну, ты зануда! "Воспользовался". Да если на то пошло, это я тебя соблазнила. Тебе хорошо было? Нет, скажи честно, - хорошо?
- Да... но...
- Вот и радуйся. И с тобой - все. А я - урод. Забыл, что ли? И потом мне тоже...
- Врешь!
- Ну, я имею в виду - морально. Просто это было... немножко похоже на кровосмешение, да?
- Ну, знаешь, Катька!
В дальнейшее читатель (которого никогда не будет) ни за что бы не поверил. Так вот, после этих моих слов про кровосмешение на нас с Димкой вдруг напал смех. Мы хохотали, как ненормальные, потом пошли ко мне, я привела себя в порядок, переоделась, мы допили кока-колу и отправились гулять. На улице было темным-темно, только звезды висели над океаном да светились какие-то огоньки у самого горизонта. Сперва мы думали, что это тоже звезды, но огни медленно-медленно двигались, и мы поняли - это океанские суда. Сплошь "Титаники".
После прогулки мы вернулись ко мне и проговорили до самого рассвета. Димка выложил мне все, как там у них развивается с этой Юлей. И я уже не чувствовала ревности. Совсем... Димка продолжает любить меня... Вот и сейчас - любит, это видно по его глазам, по... По всему... Любовь ко мне останется с ним навсегда, что бы он там себе ни воображал... Но если я сейчас из жадности лишу его того реального, что есть в его жизни, вот этой кошачьей Юльки, с которой ему хорошо и будет хорошо, а со мной - точно не будет, если я его удержу, то буду последней сволочью... И на ревность не имею никакого права! А главное оснований. Как он сказал? "Я к ней отношусь, как будто она - мой ребенок". И пусть. А что принадлежит мне, моим и останется. У него Юлька. А я... У меня все еще впереди. Надеюсь.
Я сказала:
- Димка, иди спать. Вон, у тебя уже глаза слипаются.
Он не хотел уходить, я это прекрасно видела. Я еще кое-что видела и понимала, но... Он послушно ушел, и я проспала до полудня. Спала бы и дольше, да Димка постучал в мою дверь и сказал, что пора обедать, не то приедут Рут с отцом, застанут меня днем в постели и подумают черт знает что.
- Ну и подумают! А ты боишься?
Мы встретили их на шоссе, верней, они нагнали нас, мирно возвращавшихся из ресторана. Мы шли, держась за руки, и я вдалбливала Димке, что любовь бывает всякая и можно запросто любить двоих, только - по-разному.
- А троих? - идиотически спросил он.
- Наверно, в принципе можно и троих.
- Тогда решено: придется завести гарем, - вздохнул Димка, - мне двоюродный брат настоятельно советовал.
Догнав нас, Мыша посигналил, остановился рядом и распахнул заднюю дверь. Мы влезли в машину, и я сразу сказала, что Димке - кровь с носу! - необходимо к Новому году быть дома, это очень важно, он может потерять работу. Димка таращился на меня во все глаза, но молчал.
Он улетел двадцать восьмого, через три дня после того, как мы встретили Рождество и одновременно мое двадцатилетие. Наш городок был украшен с ног до головы, с пальм свисали гирлянды разноцветных фонариков. В ресторане, куда мы приехали, стояла синтетическая елка редкого великолепия, вся в искусственных цветах. И мне вдруг впервые захотелось в Комарово, в лес, где сейчас сугробы и от елок пахнет хвоей. Нам подали устриц и шампанское, Димка всем восхищался, хотя я видела, что глотать устрицы ему противно. И вообще не до еды. Он смотрел на меня. Утром Рут с отцом вручили мне подарок, это было вечернее платье, и когда я вышла в нем из своей комнаты, чтобы ехать в ресторан, все прямо попадали. Я знаю, что была красивой в тот, последний вечер. Пусть Димка такой меня и запомнит.
Мы пили за мое будущее, за Рождество и Новый год, который Димка будет встречать уже дома.
Накануне его отъезда мы ездили покупать подарки. Возила нас Рут. В нескольких милях от нас по шоссе - целый город магазинов, гигантская рождественская распродажа. На стоянках полно машин. Самых разных - от совсем стареньких, дешевых до шикарных длиннющих лимузинов. Из одного потрясающего лимузина вышла роскошная чернокожая дама, и Рут сказала, что это знаменитая голливудская звезда, у нее недалеко коттедж, в Малибу. А я-то думала, дешевые распродажи - только для бедных. Я купила там джинсы для мамы и Аси, деду кроссовки фирмы "Reebok", пусть попижонит. Славику мы выбрали большую (как Димка ее потащит?) пожарную машину. Подарок для Вовки мы искали очень долго, мне хотелось как-то особенно его порадовать. В конце концов остановились на свитере, я вспомнила, что брат любит надевать под пиджак "водолазки" с высоким воротом, и мы купили целах три - из тонкой шерсти. Черную, белую и серую. Аська, конечно, будет зариться на белую, но она ей велика. Димка, у которого денег было мало, а у нас он, конечно, брать отказался, купил белые женские джинсы, а еще - кружку с мордой рыжего кота. Я не удержалась и сказала, что теперь понимаю, почему он неравнодушен к нашему Нику, так и норовит схватить его, тискать и гладить. Мы с Димкой бродили из магазина в магазин вдвоем, я важно расплачивалась карточкой, которую Мыша для меня завел.